Во времена перемен

Первый семестр прошел быстро. Первые экзамены достались трудно. Надо было привыкать к тому, что ты не в школе. Там мы были дома, каждый на своем месте, а здесь на потоке еще 180 таких же, как ты. И когда офицеры шли в атаку, мы прятали голову в плечи. По недостатку опыта в приобретении высшего образования я решила выучить все, да еще и в таком разлюбленном мной предмете, как неорганическая химия. До сих пор убеждена, что она в институте не нужна, а теперь и руководство пришло к тому же выводу, и курс общей химии и физики сократили до минимума. Фундамент должен быть заложен в школе заранее. У нас этого не случилось.

      Первый и единственный раз в жизни я учила ночью. Результатом была четверка у С.И.Гусева. Он о ней помнил всю жизнь, хотя я считала ее справедливой, и мне она погоды не испортила. А вот на «военке» фронтовики мне дорогу перешли. Затвор у винтовки Мосина (1890/30 года) я разбирала прилично (это уже после войны такие навыки мы приобретали), а с пистолетом управлялась плохо – не могла удержать пружину. В билете мне попала винтовка. Я ее разобрала и ждала очереди. Этой очередью пренебрег мой одногруппник – лейтенант Любимов, отодвинул меня плечом и предъявил свой затвор. После этого меня по билету решили не спрашивать и протянули пистолет. Я и запулила пружину в 5ти метровой высоты потолок. Беда одна не приходит. На вопрос о том, кто может арестовать майора, я ответила – «сержант», чем чуть было не вызвала апоплексии у вояки. Это было еще одно бесславное мое деяние на учебном поприще. Кстати, об этом позорище я вспомнила много лет спустя, когда ехала в Свердловск на защиту кандидатской диссертации одна одинешенька, а рядом в купе буйствовал в хлам пьяный майор, собиравшийся сдавать кандидатский экзамен по истории ВКПб. Провожающие хорошо приняли на дорожку. У майора был самый настоящий алкогольный психоз. Он носился по вагону и орал всю ночь. На каждой станции проводница вызывала патруль, и каждый раз старшим был лейтенант. Так и не сомкнули глаз бедные пассажиры в полном соответствии с Уставом.

На экзаменах были и просто смешные моменты. Миля Коровина робко вошла, поздоровалась и села, а С.И. Гусев протянул руку. Она вскочила и протянула свою для рукопожатия, он сердито глянул и рявкнул: «матрикул». Она с перепугу не сразу сообразила, что он требует зачетку. Пришлось ему перевести термин на русский язык, только тогда недоразумение разрешилось. Потом весь курс потешался.

Вообще, не у всех адаптация проходила гладко – очень разной была подготовка. А учиться кое-как у нас было не престижно. Ребятам из села и фельдшерам на младших курсах теоретические предметы давались трудно. В воспоминаниях однокурсников остался вопрос Ильи Кислицына:

– А раздрешите вопросик! Ноль – это сыфра, или што?

Я вспоминаю, как на физхимии одна единственная задача была с логарифмами. Наш Нурислам Хафизов, который закончил 7 классов и затем фельдшерское училище, где общая подготовка в то время была очень сокращенной, о логарифмах ничего не знал. Он попросил меня объяснить ему эту задачу. Я встала в тупик. Решили мы с ним так: он просто выучивает решение и сдает, потому что больше логарифмов нигде не будет. Нурисламу задача не попалась, а институт он закончил с отличием.

Мне привыкать было непросто, хотя фундамент, заложенный в школе, оказался очень основательным. Однако мой одногруппник Ким Гейхман, из старших и будущий Ленинский стипендиат, обнаружил информационный дефект весьма быстро и сразу указал мне на него.

– Фейербах! («Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии», поддразнивали они меня). Ты конспекты пишешь подробно, но пользоваться им неудобно. Чтобы найти что-то, тебе надо просматривать весь текст (показывает, как близорукая личность чертит носом по тетрадке). Смотри, как надо! – И Ким протягивает мне свою запись, где текст разделен на абзацы, подчеркнуты и выделены крупными буквами заголовки и главные положения, дополнения вынесены вбок. Вот это конспект!

И до сих пор, когда я объясняю нашим диссертантам, что такое техническое редактирование, вспоминаю с благодарностью Кима Гейхмана.

Наши фронтовики хорошо определили правильную линию поведения на занятиях. Человек занятой должен беречь время. Чтобы хорошо сдать экзамен, чаще всего следует выдать знания соответственно лекциям. С этой целью наши активисты садились на первый ряд и писали все подряд. Лицо при этом выражало высшую степень интереса. Лектор, видя постоянно на одном месте внимательного слушателя, естественно запоминал его, а дальше зачет был делом техники. А книги можно было уже не читать.