Во всём виноват лук

[art_eMind]: «Папа, хорошо, что ты ответил, это очень и очень круто. Мы так давно с тобой не общались, лет с четырнадцати. Как видишь, шутить я тоже не умею. Да, если уж на чистоту, мы особо никогда не общались вот так вот, один на один. А тут у нас наконец-то появилась возможность. Мда… Мне многое нужно узнать у тебя и спросить. Кстати, деньги… Помнишь, ты отдал мне свои накопления, я потратил их на покупку дорогущего по тем ценам ноутбука, который сослужил мне хорошую службу в итоге. Господи, это невероятно, я так рад, что ты мне отписался…»

Семён резко встал из-за стола, ушёл в туалет, обмыл лицо холодной водой из крана, пошлепал себя по щекам, убедился, что в зеркале перед ним стоит знакомый ему человек, запрокинул голову к потолку и закричал так, что услышали соседи, вскинул ладони, сжатые в кулак, к небу: «А-а-а-а-а-а!»

Вытерев лицо и руки полотенцем, он снял плотный свитер и сел за стул обратно уже в одной растянутой чёрной футболке, у которой на груди был изображён слегка уже застиранный принт с фразой «кип минд», но, конечно же, на транслите. Мерч такой неприметный.

Сев на край стула, чуть не свалившись на пол, пополневший изрядно бородач Семён Морозов продолжил переписку со своим отцом. Они перекинулись ещё пару раз какими-то общего плана абсолютно абстрактными и отстранёнными вопросами, и каждый раз ответ отца вызывал у Семёна все больше радости и детского восторга, что удивляло самого Семёна.

Любое письмо от отца сопровождалось усиливающимися с каждым разом возгласами большого и бородатого ребёнка. Иногда от восторга он просто носился по комнате, удивляясь адекватности ответов отца, которого он, по сути, никогда не знал. Каждая порция информации, каждый ответ он зачем-то сохранял, складывал в папочку на своём рабочем столе, а после каждого нового ответа пересчитывал их общее количество. И, если уж быть честным, его восторг разделяли все, кому он успел за время диалога отписаться.

Прошло несколько дней. Когда эмоции поутихли, месячный запас кофе кончился, а полотенце от постоянной сырости в туалете начало плохо пахнуть, Семён решил перейти к самым важным вопросам, о которых он на время даже успел забыть, но ради которых он всё это затеял и начал.

[sen_eMind]: «Пап, привет. Мне нужно это сделать. Иначе – просто нужно. Извини, но я сейчас тебе задам три вопроса, которые очень волнуют меня на протяжении долгого времени, а ответов я на них так и не получил, потому что не от кого. Я думаю, что ты и сам понимаешь, что я рано или поздно задал бы тебе вопросы, которых ты не хочешь видеть.

1. За что ты убил маму?

2. Почему вы меня так не любили? Что я делал не так?

3. Почему ты сам не попытался мне ничего объяснить, когда тебя взяли под стражу? Почему совсем ничего мне сказал? Почему избегал меня? Почему не пытался найти? Оставил меня одного, совершенного одного?»

Дописав это коротенькое письмо по сравнению с остальными, Семён долго не мог решиться: отправлять его в таком виде или нет? Отправлять ли его вообще? Столько времени прошло, а он нервничал, как ребёнок.

Кофе кончился, в магазин он так и не сходил, поэтому заварил листья мяты в маленьком чайничке. Он наматывал круги по комнате, как когда-то давно в день своего восемнадцатилетия, правой ладонью схватился на левое плечо, а левая ладонь ритмично теребила аккуратно выстриженную триммером длинную бороду.

Семён покусывал нижнюю губу то за левый, то за правый край, что-то бубнил – видимо, это стало его привычкой. Вдруг он остановился у холодильника, достал хранящийся там репчатый лук, одну головку, который он, кстати, никогда не ел, но всё равно хранил на всякий случай.

Бородач приблизил луковицу к лицу и провертел её на 360 градусов, строго по горизонтали, потом обхватил кулаком так сильно, что послышался треск: овощ лопался, заливая горьким соком ладонь. Задумчивое лицо стало яростно злым, пугающе демоническим, но лишь на пару секунд до тех пор, пока выкинутая в открытую форточку луковица не приземлилась на чьё-то припаркованное возле дома авто. Сигнализация завыла, как бешенная пьяная жена, заступающаяся за своего мужа, случайно ударившего собутыльника в челюсть, распивая на троих бутылочку огуречного лосьона.

Рёв сигнализации привёл Семёна в чувства, он принял решение: отправить письмо ровно в том виде, в каком он его написал.

Ответ от отца пришел вот уже четыре дня назад, практически сразу, как и должен был прийти по расчётам. Семен не пропустил уведомление, нет. Он его увидел, но намеренно не стал открывать письмо. В голове за прошедшее время было прокручено множество вариантов ответов на интересующие его вопросы. Если честно, он мало вообще верил в то, что отец ответит на хотя бы один из них или начнёт увиливать. Никогда он не отличался откровенностью.

Все эти четыре дня в перерывах между занятиями и лекциями он неизменно покупал большой стаканчик американо и пирожок с рисом. За таким импровизированным завтраком он сам не мог ответить себе на вопрос, почему ему так трудно и тяжело даётся волевое решение о прочтении письма.