Вода и ветер

Стоило Нику Валерию или кому-то из соседей ненадолго зайти, как тётя Вера начинала умирать. Иногда она заходила на кухню и брюзжала по поводу дыма. Если гость не курил, бабка начинала разговаривать с ним на тему лечения колита, тромбофлебита, радикулита, ревматизма и недержания мочи. Если гость не уходил, бабка начинала умирать. Когда гость всё-таки уходил, бабка по инерции некоторое время умирала, а потом включала телевизор и умильно улыбалась, загадочно глядя в экран.

Стыдно было ругать бабку: ей исполнилось семьдесят пять лет. У неё наличествовали медицинские карты, исписанные непонятным врачебным почерком. Она регулярно мерила давление. «Ноги у меня совсем не ходят», – говорила она.

На кухне Андрей и Коля беседовали под пиво.

– Бля, у меня сигарета погасла.

– Потому что пиздишь слишком много.

– А сам-то! Трепло!

– Помнишь Бабеля? «Беня говорит редко, но смачно».

– Это ты про себя, типа, да?!

– Нет, это интертекст. Ты меня херово слушаешь, поэтому не понимаешь ни хрена.

– Бля, ты бы лучше сказал, где мне денег взять. Я бы тебя внимательно выслушал. Поверь! Мне невъебенно нужны деньги. Я бы хотел иметь хотя бы восемь тысяч в месяц, бля.

Ник Валерий Галл подобрал с пола расстроенную гитару и вполголоса запел:

А как бы я хотел иметь собачку!
Я бы водил её на поводочке!
Я бы водил её на поводочке,
Соба-ач-ку!!
Собачка тихо подойдёт ко мне!
И поцелует меня прямо в жопу!
И поцелует меня прямо в жопу!!
Соба-ач-ка!!!

– Достал уже, честное слово, – не выдержал Андрей. – Я хочу денег, бля. Это так смешно?

– А я хочу нажраться пива и устроить бедлам.

– Ладно, ты не виноват, – примирительно произнёс Шейнин, наливая пива. – Это всё наше проклятое общество. Бандиты и воры, коррумпированные чиновники, подлец-президент, лжецы и бюрократы, ханжи-церковники. Лизка, хочешь пива? Всех надо гнать. По одним из наших правителей плачет богадельня, по другим – тюрьма.

– Там тётя Вера резко против, – хмуро ответила Лиза.

– Надо реформировать законодательство, упразднить бюрократическую хуйню вроде прописок, по месту которых люди всё равно не живут, формальности, связанные с жилищным вопросом, обходные и прочие листы, никому не нужные отчёты «для галочки» и так далее.

– Забавная старуха, – заметил Галл, доедая бычки в томате. – Да ты не психуй, толку-то от этих реформ? Большинство людей обламывается при любом строе, идеальный строй, при котором не обламывалось бы хотя бы семьдесят пять процентов населения, невозможен.

– Но капитализм мерзок во всех своих проявлениях. И мы, дети капитализма, несём на себе этот бред.

Лиза стала прислушиваться внимательнее. Раньше Андрей не позволял себе в её присутствии подобные пессимистические эскапады. Видимо, безденежье довело.

– Прошу изъять меня из их числа, – лениво потребовал Галл. – Меня логичнее причислить к детям лейтенанта Шмидта.

– А я хочу жить по-человечески.

– У тебя другой менталитет, – пояснил Коля Рифатов, стряхивая пепел в салатницу.

– Я тебе щас расскажу про менталитет! Мой менталитет состоит из трёх подоснов. Покоится на трёх, так сказать, краеугольных камнях. Духовная моя сущность, единая в трёх лицах, выражаемых тремя глаголами:

Один. Остоебало.

Два. Остоебало!

Три. Ос-то-е-ба-ло…

И приличные деньги, чтобы выпутаться из всего этого, мне не заработать. Родители не научили зарабатывать, они и сами не умеют, умеют только на детей в школе орать.

– А почему ты не пользуешься еврейскими связями? – поднял брови Ник Валерий Галл. – Будь у меня здесь татарские связи, я бы не преминул…

– Псевдоучёный сухарь. Мне бы выжить как-нибудь, а он в душу лезет: почему… Ты видел моё чёртово свидетельство о рождении? Что там написано?

– На заборе «хуй» написано, – лениво отозвался Галл. – Ладно, а что, вакансий вообще нет?

– Есть, типа строителем, грузчиком, так это не для меня, я ничего не строю и сразу сдохну. У меня вегетативно-сосудистая дистония.

– Правда, что ли?

– Да, я же тебе говорил. Так, вроде, ничего, но если буду таскать ящики, сдохну. Ещё надо с кредитом за компьютер расплатиться. Он, правда, Лизкин.

– Ну, так в чём проблема?

– Я же глава семьи.

– Пошли, погуляем, – сказал Валерий Галл и упаковал гитару в чехол. – Все мы больны. Мне вот к наркологу надо. А вообще, кодироваться лень. Зачем лишать себя удовольствия? Я ж не такой мазохистичный придурок, как ты.

Неделю назад Андрей сказал о Рифатове: «Он хотел стать вторым Моррисоном. Спиться ему удалось, а вот таких песен он никогда не напишет, поэтому и комплексует. Это тупик». Похоже, приятели крайне уважали друг друга.