Вода и ветер

Некоторые женщины привыкли не только считать это петушиное самолюбование нормой, но и видеть за ним нечто большее. Многие мужики, кстати, склонны обманываться в ещё большей степени. Самые ограниченные полагают: если женщина с ними спит, значит – любит. Ведь она не позволяет ему относиться к ней неуважительно, то есть, как к проститутке. Значит, она порядочная женщина. А порядочная женщина ебёт мужика только по любви!!!

Когда я слышала подобные высказывания в свой адрес, у меня поначалу отвисала челюсть, а потом я привыкла. Это же неизбывная, неизменно примитивная мужская логика. И я давно уже не задаюсь вопросом: какого хера они навязывают мне свой уёбищный пиздец в качестве мировоззренческого эталона?

Итак, я благодарна вам, дорогие мои, подумала Лиза. Из-за того, что вы правите миром, я не могу даже подработать грузчиком. А о том, чтобы мои слова правильно истолковали, не смею и мечтать.

Тут официантка в кои-то веки начала разносить чай и кофе в одноразовых стаканчиках, из которых торчало что-то одноразовое, кажется, ложки. Но это были вилки. Лиза не знала, куда администрация заведения дела одноразовые ложки; не представляла, куда она дела ножи, – впрочем, их тут вообще подавать было не принято; она также не знала, с какой стати N объявили преуспевающим городом. Она хотела задать только один вопрос: вам перед туристами не стыдно? Не за враньё, не за липовую историю города, изложенную в малограмотной книжке, не за привычные спекуляции с историческими датами, – вам не стыдно за вилки, которыми посетители кафе вынуждены размешивать кофе?

Зазвенел дверной колокольчик. Лиза отхлебнула отравы со сливками и устало подняла глаза. Вошёл молодой человек, которого она, кажется, уже где-то видела. Он полистал меню у барной стойки и опустился на стул рядом с ней:

– Ничего, если я сяду?

– Нет, – сказала Лиза, – вам, конечно же, лучше остаться стоять.

Он рассмеялся.

– А я вас помню. Мой дед купил дом рядом с вашим. У вас там какие-то проблемы с колодцем, да?

Она уже почти отвыкла от этой врождённой еврейской живости, которая выигрышно смотрелась на фоне застенчивости и неуклюжести местных парней. У них на филфаке учились пять или шесть олицетворений такого же умеренно ашкеназийского типа. Нервные евреечки, похожие на птичек, вовремя не улетевших на юг. И юноши со взором горящим…

– … похожие на чёрные розы, – ехидно напомнила я.

– Ну, с чёрной розой его сравнить, конечно, было нельзя. Разве что с кустом шиповника. В шипах… Характер у него оказался поганый.

Полуеврейчики… Цветы зла!

Я вспомнила одного такого. Он некоторое время числился моим как бы названым братом, хотя дураки и сплетники, не понимавшие, как можно иметь личную жизнь вне своего института, во-первых, и вне общежития этого института, во-вторых, наивно полагали, что у нас роман. Ага. Роман в составе.

Пока он не спился, выглядел соответствующе: ресницы в полметра, тёмные кудри, великолепная талия. Кейт Мосс удавилась бы от зависти при виде его фигуры, хотя у неё тоже до родов была поистине великолепная дистрофия. Этот представитель братского народа видел меня в трёх ипостасях: воплощения женственности, воплощения мужественности в женском облике и помойки, куда можно сваливать псевдометафизический бред, который может возникнуть только в кудлатой башке чокнутого девятнадцатилетнего поэта. Слава Богу, его отчислили. (Не Бога, конечно.)

– Это совсем другой тип, – сказала Мариша. – Помнишь, о Лиле Брик кто-то писал: «Своеобразная острая красота, какая бывает у блондинок-евреек» 8? Представляешь себе мужчину такого склада? Нет, не та разновидность, представители которой к тридцати пяти годам уже вполне подходят под определение «рыжая свинья». Они не рыжие, обычный светло-русый цвет, узкая кость, в меру стройные бёдра, именно в меру, смотри греческие статуи четвёртого века до эр ха. Очень похожи на гоев, но в них что-то н а с т о р а ж и в а е т.

– Греческие статуи, – лениво переспросила я, – похожи на гоев?

– Не греби мозги. Кстати, похожи, да. И на евреев тоже. И многие греки похожи на евреев (я была в Греции и могу поклясться тебе в этом). Правильно сказал апостол Павел: нет больше ни эллина, ни иудея. Потому что он заколебался их различать.

– Опять твоё дуракаваляние… так что, он был мужским вариантом Лили Брик?

– Если бы. Разве что внешне.

3.

Кавказцы пропали. Рабочие купили по четвертинке водки и пошли бухать домой: в городе не было круглосуточных заведений. Андрей Шейнин, – так звали авигдоровского родственника, – сказал:

– А мне здесь даже нравится. Иногда. У вас весело. На стенах Дома культуры, Дома быта, на асфальте возле новой переправы – надписи: «Настя Виноградова – шлюха», «Лёха Шапошников – лох», «Рэп – говно», «Здесь были Мытищи». И так крупно, главное, и никто не сотрёт. Это тоже местные достопримечательности, что ли? А местный поэт и журналист Олег Трубокуров пересказывает в своих статьях якобы мистические сны, подоплёку которых расшифрует и малолетний первокурсник психфака.

– Я всё это знаю, – сказала Лиза.