Когда я выхожу на улицу, у меня припухшие губы, в ногах ощущение жара, я смотрю на экран и вижу, что пишет Ирис: она прочитала список и теперь хочет извиниться, потому что поняла, сколько боли мне причинила, говорит, оставила в моем почтовом ящике свой список – десять пунктов, которые помогут начать все сначала.
Я неподвижно стою рядом с велосипедом в мерцающем свете фонаря, ощущаю, что теперь они оба, Андреа и Ирис, снова принадлежат мне, я отвоевала их, сохранила, несмотря на нападки и вторжения третьих лиц, которые всеми силами пытались нас разлучить.
Мое нутро где-то в районе живота полнится этой уверенностью, гордостью, я вскакиваю в седло и кручу педали, убрав руки с руля, напеваю под нос песню Джанны Наннини, недавно услышанную по радио:
Я поступаю на философский факультет, назло, из вредности, в наказание, бросив вызов, я и мой аттестат с отличными оценками, я и мои неприлично длинные волосы, мои выгоревшие на летнем солнце ресницы, мои худеющие бедра, моя усыхающая грудь. Меня привела туда та часть моего характера, что вечно стремится доказать всем: я тоже чего-то стою. Они твердят: курсы переподготовки, медицина, хирургия, работа в офисе, – а я отвечаю: Мартин Хайдеггер.
Поступить на факультет иностранных языков казалось слишком просто, как и на филологический или на политологию, мне необходимо найти бедствие на свою голову, хватить через край, вытащить из морской воды самую костлявую рыбу и разом проглотить ее. Во рту чувствуется металлический привкус от слишком усердного жевания, болтаются остатки неудачной трапезы, и я не знаю, сплюнуть их в траву или проглотить, запив литром апельсинового лимонада.
Я позвонила Мариано и сказала ему:
– Теперь я буду изучать Маркса и наконец пойму, что такое капитализм.
Брат смеется.
Вся моя учеба похожа на тесный контейнер без окон, плотный параллелепипед, хозяйственную постройку, которой никогда не стать полноценным зданием, мне пришлось с нуля и в режиме чрезвычайного положения создавать новое пространство, чтобы вместить свою интеллектуальную деятельность. Для этого я изобрела ритуалы, установила сроки и скорость работы, составила календарь.
Часто я занимаюсь у себя в комнате, она никак не изменилась в лучшую сторону, наоборот, с годами становится менее яркой и более безликой, она похожа на комнату детей, которые уехали на каникулы, бросили в углу баскетбольный мяч, оставили на кровати смятое постельное белье с медузами и морскими звездами.
На стену у шкафа я повесила расписание занятий, список книг, которые нужно прочесть, список книг для углубленного изучения отдельных тем, список книг, которые нужно отксерить, список книг, которые я уже отксерила, список книг, которые я нашла, список книг, которые я не нашла, список книг, которые я успела возненавидеть, список слишком больших книг, чтобы их можно было полностью отксерить, и поэтому придется читать в библиотеке, список книг, которые невозможно прочитать, список книг, на которых я выместила всю свою злость, список книг, в которых не хватало страниц, список недостающих страниц.
Чтобы учить, запоминать и понимать, мне нужно писать, другого способа нет, поэтому я исписываю страницы блокнотов и тетрадей заметками, вопросительными знаками, многоточиями, незаконченными фразами, фамилиями известных людей, написанными с ошибками, рисую стрелочки, соединяющие даты и события в схему, записываю названия книг в кавычках, неточные и записанные в спешке цитаты, чтобы как-то связать между собой понятия, мне нужно сосредоточиться, очистить пространство вокруг себя, выжать и выдоить каждую клетку мозга.
Я раздваиваюсь: одна сидит в поезде, вторая сидит на скамейке, идет дождь, вода извергается потоком, и вторая я пытается укрыться под навесом, с которого капает и течет, первая я как раз проезжает мимо, поезд не останавливается, машинист решил пропустить эту остановку, вторая я не сходит со своего места, она не знает, как вернуться домой, первая я рассеянно разглядывает вторую из окна, отвлекается на капли, что дорожками сбегают по стеклу, сверкают молнии, одна попадает в голову, вторая – в хвост состава, и вторая я, та, что все еще сидит на перроне, замечает, что молнии касаются поезда одновременно, а что я, которая находится в поезде? Что она видит? Она всю жизнь видит только мир, проносящийся за стеклом поезда, не видит смысла в другом, видит лишь череду знакомых мест, где она никогда не бывала, но узнаёт их, когда они появляются и исчезают.