Через узкие улочки старого города они вышли на площадь, в центре которой возвышалась башня с часами. Часы не работали, но придавали площади солидный вид. Вокруг башни скучились лавочки, торговавшие всем чем угодно. Истошные крики торговцев, под ногами грязь, перемешанная с ослиным навозом, нищие с красными воспаленными глазами, одной рукой бесцеремонно дергающие за рукав и протягивающие вторую за милостыней. И тут же духаны с жарящимся на огне мясом и кипящими в оливковом масле кебабами.
У Дворы-Леи голова пошла кругом. Увидев замешательство подруги, Срурха ухватила ее за руку и выволокла на пустое место.
– Видишь желтый дом с колоннами? – сказала Срурха. – Это сарайя, тут сидит бек, губернатор Яффо. Ну и все конторы, что под его властью. Вон там, – Срурха указала на окно третьего этажа, – всегда стоит мемур, чиновник, и наблюдает, как мемур помельче собирает бакшиш с торговцев на площади. Если кто-то отказывается или дает меньше, чем положено, мелкий мемур подает знак тому, что в окне. Появляется полицейский, находит, к чему придраться, и тащит неплательщика на расправу. Видишь, мрачный дом через площадь прямо напротив сарайе? Это кишле, участок и тюрьма. Лучше туда не попадать. В красивом доме справа от сарайе бек устраивает приемы. Вот уж где обжираются, не от пуза, а выше горла. А через глубокую арку на первом этаже вход на рынок. Его греческие монахи держат. Порядок там, что в монастыре. Но и цены покруче, не то что здесь, под часами.
– Так кто же там покупает? – удивилась Двора-Лея.
– Тот, кто не хочет месить грязь, а потом отмывать бабуши от навоза. Кто не желает приносить домой гнилой или залежалый товар. Кто боится отравить свою семью или заполучить кровавый понос.
– Так это ж все такие? – удивилась Двора-Лея.
– Не все. Только те, у кого есть лиры на покупку хороших овощей и фруктов. А у кого нет, покупает здесь, под башней.
– Вид у этих овощей вполне приличный, – заметила Двора-Лея, окидывая прилавки профессиональным взглядом. – Но для полного понятия надо бы их подержать в руках.
– Потом, потом, – возразила Срурха. – Это мы еще успеем. Пощупаешь здесь, потом свожу тебя к монахам. Сразу увидишь разницу. Но пойдем в сарайю, табу на втором этаже. Как войдем, бакшиш давай с порога, без стеснения.
Мемур в табу, солидного вида турок с пышными рыжими усами на чисто выбритом лице, в потертой феске и поношенном халате, сидел на стуле без обуви, поджав под себя одну ногу. Стол перед ним был завален бумагами. Судя по количеству пыли, он к ним никогда не прикасался или делал это весьма редко. Высокие коричневые шкафы без дверей вдоль стен были плотно наполнены папками. Высокое стрельчатое окно глядело прямо на кишле.
Перед мемуром стоял черный поднос, красиво инкрустированный серебром, и надраенный до блеска медный кофейник. Мемур держал в руках крохотную чашечку и с видимым наслаждением отпивал из нее по глоточку. На вошедших женщин он не обратил ни малейшего внимания.
Срурха толкнула в бок замешкавшуюся Двору-Лею. Та подошла к столу и положила прямо на поднос несколько монет. Ровно столько, сколько велела Срурха.
Не меняя выражения лица, мемур сделал еще один микроскопический глоток, сгреб монеты, сунул их в карман халата и перевел глаза на посетительниц. Затем последовали несколько слов на тягучем, словно кофе, турецком языке.
Срурха быстро отстрекотала ответ, чиновник протянул руку, и Двора-Лея вложила в раскрытую ладонь документы на участок.
Мемур осторожно отодвинул поднос, разложил на освободившемся месте документы и принялся внимательно рассматривать один за другим. Брезгливое выражение все отчетливее проступало на его лице. Закончив изучать последний, он поднял голову и произнес несколько слов.
Срурха не смогла сдержать улыбки. Затем снова стреканула по-басурмански и пошла к выходу, ухватив за рукав Двору-Лею, едва успевшую схватить документы.
– Чему ты улыбаешься? – спросила она, когда Срурха плотно затворила за собой дверь. – Все в порядке?
– Я всегда знала, что этот Дизенгоф тот еще жук. Но такого и представить себе не могла.
– Чего представить? – еле выговорила Двора-Лея, понимая, что ее муж Лейзер, видимо, был прав, назвав Дизенгофа фармазонщиком.
– Он действительно продал тебе полдунама. Только не земли, а морского дна.
– То есть?
– В море твой участок. По ту сторону кромки прибоя. Жулье молдаванское, вот он кто, твой Дизенгоф!
– Ты знаешь, где его найти?! – вскричала Двора-Лея, чувствуя, как удушающая волна гнева подкатывает к горлу.
– Найти его не сложно, только это мало поможет, – ответила Срурха. – Он ведь землей не распоряжается, откуда у него земля? Все участки в Тель-Авиве раскупали с самого начала, еще до начала стройки. Этот жук собирал деньги с доверчивых европейских евреев. А вместо квитанции давал красивую бумажку.
– А деньги себе брал?
– Нет, что ты! Он жук, но не жулик. Деньги пошли на Тель-Авив, так я думаю.
– Я хочу с ним поговорить, – решительно заявила Двора-Лея.
– Ладно, пойдем. Это будет забавный разговор.