Поглядев снова на своего рыцаря, Элла испытала истинное потрясение. Жаркая кровь сперва бросилась Лоренсу в лицо, а потом вернулась обратно к сердцу, и черты лица молодого человека сделались бледными, как у мертвеца. Поглядев на девушку, он проговорил: «Хорошо. Да, Элла, я ухожу прямо сейчас; какая разница, куда идти?»
Повернувшись, он направился к двери; злой дух оставил девушку прежде, чем Лоренс успел выйти из комнаты, и она громко воскликнула – с пылом и рвением: «Лоренс, Лоренс, вернись ко мне, хотя бы лишь для того, чтобы поразить меня своим мечом».
Юноша остановился, повернулся, и буквально через мгновение она уже лежала в его объятиях и рыдала, уткнувшись носом в грудь. «Увы, Элла, сказанного слова назад не возьмёшь, и мысль, посетившую наши сердца, не забудешь. Теперь я должен идти – идти этой же ночью, только обещай мне одну вещь». – «Что, любимый? Ты всегда оказываешься прав». «Любовь моя, обещай, что, если я не вернусь утром к восходу луны, ты сама пойдёшь к Красной Скале, войдёшь в пещеру и отправишься искать меня, куда бы ни привёл Бог, и не прекратишь поиски, даже если они окончатся смертью». – «Лоренс, как стучит у тебя в груди! Бедное сердечко! Ты боишься, что я не захочу обещать тебе то единственное, что могу сделать. Я знаю, что недостойна тебя, однако должна быть с тобою телом или душою, иначе и то, и другое погибнет».
Они молча сидели, снаружи в саду среди лилий пели птицы, а потом Элла снова заговорила: «Помолимся, чтобы Господь послал нам долгую жизнь; если наших жизней не хватит, чтобы вновь отыскать друг друга, пусть дни наши продлятся… Нет, пусть Он дарует нам новые жизни». – «Господь это сделает, моя Элла, – ответил Лоренс. – Я думаю… нет, просто уверен в том, что желание наше будет исполнено; и тоже добавлю в своей молитве, со всем смирением, чтобы Бог предоставил мне ещё один или несколько шансов сразиться за него, прожить новую жизнь вместо этой, окончившейся неудачей».
«Давай ещё помолимся о том, чтобы встретиться снова, сколь бы долгой ни оказалась наша разлука», – сказала она, и, преклонив колена, они приступили к молитве, крепко держась при этом за руки. После они сидели в обращённой к востоку палате перед полным лилий садом, пока свет полуденного солнца понемногу слабел, а тени росли; наконец, светило опустилось за горизонт, всё небо сделалось нежно-голубым с алой полоской над местом заката. Потом померк и алый цвет, и начала восходить луна. Когда золотой обод её выглянул из-за лесистых холмов, Лоренс поднялся; губы молодых людей соединились в долгом и трепетном поцелуе, а потом он пошёл за оружием. После этого они более не целовались… долго-долго, целые годы… И он сказал: «Элла, следи за мной с крыльца, но сейчас более не прикасайся ко мне; а когда луна сравняется с головками лилий, выйди на крыльцо и смотри оттуда».
Он ушёл; луна неторопливо вползала на небо, а сердце Эллы тревожно стучало; лишь когда лучи ночного светила пронзили обвитые розами решётки, став вровень с головками лилий, Элла вышла на крыльцо и остановилась там…
Лоренс уже шёл вниз к квадратной башне – в кольчуге, ярком, без султана, шлеме, с острым, только что заточенным мечом у пояса, Элла провожала его взглядом до тисов, уже начинавших отбрасывать тени в свете полной осенней луны. Она оставалась на крыльце, по бокам которого стояли два вырезанных из камня змея-дракона, обращённые к ней головами; чешуи их покрывал жёлтый мох, затянувший и глубокие глазницы вокруг полных злобы очей. Поёживаясь, Элла ощутила их взгляд на себе и отодвинулась к полуоткрытой двери. Свободное, не перехваченное поясом белое одеяние укрывало девушку от горла до ступней; длинные золотые волосы, не перехваченные обручем и не заплетённые в косу, волной ложились на плечи, ибо ночь была безветренной, и Элла стояла теперь, едва дыша.
Глядя в сторону тисов, она провожала взглядом Лоренса, ступавшего уверенно, но, тем не менее, явно не спешившего углубляться в тень. Длинные каштановые волосы его ложились на плечи, в них то и дело – как было в обычае у воинов той поры – поблескивали вплетённые золотые нити, а слабое отражение лунного света играло на звеньях кольчуги. Лоренс шёл быстро и, прежде чем исчезнуть в тени деревьев у рва, обернулся и помахал неприкрытой кольчужной перчаткой ладонью; после Элла услышала голос привратника, стук опустившегося моста, скрип петель тяжёлой калитки, а потом юноша как-то вдруг растворился в сделавшихся более яркими пятнах света и ещё более сгустившихся тенях. Элла оставила крыльцо, отправилась в капеллу и всю ночь искренне молилась.