Воды Дивных Островов

– Но почему нам не пасть здесь в сражении, сэр Барульф? – спросил другой. – Разве в нашем народе не останется мужей после нашей кончины?

– Да, добрый рыцарь, останутся, но их будет слишком мало. Подумай: Эдольф с десятью тысячами воинов и Божьими снегом и метелью, сила которых измеряется в тысячах тысяч, охраняют от императора перевалы. Для этой цели их будет довольно, но что, если придётся забрать половину отряда на защиту городов, и прежде всего города-матери – самого прекрасного, самого слабого и полного детей и женщин; разве оставшихся пяти тысяч хватит, чтобы оборонять перевалы? Ведь не будь это небо холодным, а снега глубокими, император мог бы кнутом и остриём меча погнать вперёд своих воинов по трупам наших бойцов. Однако, уменьшившись числом, наши герои, конечно, падут, не сойдя с места, и, вне сомнения, унесут с собой жизни многих врагов, но пусть они погибнут, сразив в два раза больше врагов – и через каких-нибудь два дня на нашей земле окажется двухсоттысячное войско – всего в пятидесяти милях от прекрасного города.

Потом, Эдвин и триста его кораблей внимательно следят за каждой бухтой и заливом пиратского острова, день и ночь плавают вдоль наших берегов под белым знаменем с красным крестом; они хорошо охраняют страну с моря, однако, если только ему придётся высадить на берег половину – нет, всего треть – его войска и отправить их на защиту города, уже через неделю портовые городки и прибрежные селения, не боящиеся сейчас никого, запылают до самого неба, и чёрно-красные бока кораблей короля Борраса озарятся вспышками греческого огня, драконами устремляясь вперёд по гаваням.

Потом лорд Хью в своём укреплённом замке выстоит против сил троих герцогов, которые вечно рыщут повсюду, словно проклятые трусливые волки, каковыми, впрочем, и являются… Скрипя зубами, они прекрасно знают, что собственных припасов им хватит ненадолго – не более чем на месяц. И тогда они призывают дьявола, своего сродника, вспомнив, что позади них на нашей земле не осталось ни травинки, ни колоска, только горелая пустошь, выжженная дураками. Как они воют от ярости, глядя на долгие вереницы фургонов, въезжающих в стан лорда Хью, когда слышат весёлое пение труб, к которому иногда примешиваются напевы священников и голоса мужей, воспевающих смерть, смерти не знающую. Ах, как воют тогда эти лишившиеся надежд волки! Но представим себе, что Хью придётся ослабить своё войско и он не сумеет более рассылать легковооружённые отряды, не позволяющие врагам грабить ещё не опустошённые ими края. Не страшась отпора, герцоги подступят ближе, добудут себе зерно и вино, перережут дороги к замку Хью и, наконец, обойдут с пятидесятитысячным войском, которое тогда будет не столь легко уничтожить. Потому что при всей присущей им трусости и безграничном идиотизме ничего не понимающие в военном деле герцоги всё-таки располагают умелыми полководцами, способными дать хотя бы добрый совет и – если их светлости не будут покоряться дурацким порывам – воплотить его в жизнь. Есть среди них и командиры попроще – грабители по природе и воспитанию, но и они всё-таки обладают известной отвагой, сильны телом и умеют владеть оружием.

Мрачное согласие на лицах воинов свидетельствовало о том, что совет этот удачен, однако все молчали, ибо позорно отступать перед только что побеждённым врагом.

И все они ни на миг не сомневались в том, что в конце концов их народ отразит натиск отовсюду напирающих чужеземцев, что бы ни случилось с теми двадцатью тысячами, что оставались сейчас на равнине возле осин. Наконец Барульф обратился к лучшей части сердец, находившихся перед ним:

– Не тяжко ли вам, о сыны мужей, ушедших на запад, отступать, выстояв три дня в подобном сражении; отступать, унося с собой убитого короля? Да, братья мои, горько, тяжело и жестоко. Однако такова Божья воля, и в Его глазах так мы обретём не меньшую славу, чем если погибнем, оставаясь на месте. Тем не менее, я убеждён, что это событие и всё, что последует за ним, только ускорят наше продвижение на запад. Никто да не подумает, что можно победить наш народ. Нет, сыновья наших сыновей в будущие времена будут вспоминать о сих славных днях, когда нас окружил со всех сторон многоликий враг, но мышцей своей мы одолели его… Однако есть и другое дело… – На этих словах лицо Барульфа переменилось; с горечью пришла память о том, что избранный два года назад король лежит перед ними мёртвым; как и все вокруг, он принялся размышлять об утрате… О том, что совсем недавно Олаф был вместе с ними… Память о недавней битве, о пляске мечей над окаймлённой осинами равниной, как бы возвращала короля к жизни…