— Если повелитель желает лишить меня головы, — ответил Ильгамут, поднимаясь и поворачиваясь к нему лицом, — то я готов скрестить с ним клинки в это же мгновение. Но я не отступлюсь от женщины, чья любовь сохраняла мне жизнь все эти месяцы на южных границах.
— Да живите уж, — недовольно бросил отец. — Но чтоб ноги вашей не было даже в сотне миль от Ташбаана.
Ильгамут против такого решения ничуть не возражал. Тяжелее пришлось Ильсомбразу, уже тогда понимавшему, что ему придется месяцами не покидать седла, мечась между Ташбааном, Зулиндрехом и Джаухар-Ахсаной. Но разве Воин Азарота откажется по своей воле от доброй скачки?
Ильгамут встретил его уже в соларе со стенами, увешанными яркими драпировками, и за накрытым к обеду столом. Улыбнулся, исказив оставленный варварами длинный шрам на его лице, поднялся навстречу и протянул руку, чтобы обнять пасынка. Тоже заметил — на мгновение сощурив внимательные карие глаза — слишком длинные для тархана, заплетенные в тугую косу волосы, но ничего не сказал. И первым делом спросил вполголоса:
— Надеюсь, ты не забыл привезти подарок сестре? Она грозится вырасти настоящей сорокой.
— Она потомок Таша неумолимого и неодолимого и достойна лишь лучших даров, что выходят из-под пальцев золотых и серебряных дел мастеров, — не согласился Ильсомбраз, щелкнув пальцами сопровождавшему его слуге. Маленькая девочка с заплетенными в косу с алой лентой волосами подняла на старшего брата заинтересованные карие глаза и цепко ухватилась тонкими пальчиками за протянутую шкатулку. Поцелуй в лоб даже не заметила, восторженно взвизгнув при виде сереброликой куклы в расшитом узорами перьев платье.
— Марджана, дитя мое, поблагодари брата, — вздохнула мать и бросила на мужа притворно-недовольный взгляд, сказав одними губами: — Ты балуешь ее, мой господин. И ты тоже, — перевела она взгляд на Ильсомбраза.
Марджана же лишь пролепетала что-то, отдаленно похожее на слова благодарности, больше заинтересованная подарком брата, чем им самим. Две другие девочки за столом следили за ней с выражением тщательно скрываемой настороженности на одинаково-смуглых и темноглазых лицах. Знали, что им ничего подобного не подарят, но восторженно улыбнулись, приняв из рук слуги шкатулки поменьше. Старшей было уже двенадцать, и она, без сомнения, должна была оценить рассыпчатый порошок кармина и ташбаанской краски для глаз. Младшая же восхищенно округлила глаза при виде бронзового браслета, украшенного качающимися на тонких цепочках звездами и полумесяцами.
— Молю богов, чтобы твои дочери остались довольны моими дарами, — сказал Ильсомбраз, и Ильгамут негромко рассмеялся в ответ.
— Они будут довольны, даже если ты привезешь им пару лягушек.
А затем протянул руку к сидящей, не смея поднять глаз, девушке в зеленом, словно листья фруктовых деревьев в ташбаанских садах, сари.
— Альмира, дитя мое.
Тархина красила волосы. В цвет красного дерева, отчего ее карие глаза обретали оттенок темного янтаря. Или гречишного мёда. Ильсомбраз пропустил все слова приветствия, подбирая в мыслях лучший эпитет для этих глаз с густыми черными ресницами, и опомнился, лишь когда поднявшаяся из-за стола невеста протянула обнаженную руку в звенящих браслетах из красного золота и едва заметно приподняла черные брови вразлет.
— Молю о снисхождении, благородная тархина, — сказал Ильсомбраз, сжимая ее горячие пальцы, прежде чем поцеловать раскрытую ладонь. — Один ваш взгляд — как солнце для прозревшего по милости богов слепца, и я повержен им в пыль, словно огненным серпом самого Азарота. Примите ли вы этот скромный дар, совершенно недостойный вашей красоты?
— Приму, милостивый тархан, — ответила невеста робким нежным голосом и, не удержавшись, с любопытством приоткрыла шкатулку. — Вы слишком добры, мой господин. Это подарок для принцессы, а я лишь скромная дочь южного тархана.
Ильсомбраз хотел немедленно уверить ее в обратном, но вновь онемел под этим медовым взглядом.
— Простите моего сына, милое дитя, — пришла на помощь мать, возникая у него за спиной и обнимая за плечи. — Путь из Ташбаана был долгим и утомительным, а потому мой гордый сокол несколько растерял свое красноречие. Но вы ведь помните, сколь прекрасные стихи он писал в честь рождения своей сестры?
— Я знаю их наизусть, госпожа, — ответила невеста, смущенно опустив глаза, и Ильсомбраз обреченно выдохнул:
— О, мама, оставь. Ты же видишь, что я ужасен.
— Ничуть, — рассмеялась мать и бросила лукавый взгляд на Ильгамута. — Мой возлюбленный супруг рассказывал, будто брат мой и вовсе смотрел на свою невесту, словно на породистую лошадь. А посему ты еще небезнадежен, мой сокол.
А затем вдруг выдохнула, широко распахнув глаза, прижала руку к животу под серебряным шелком и почти прошептала растерянным голосом:
— О, боги. Любовь моя, кажется, твой наследник вздумал появиться на свет раньше срока.
========== Глава пятая ==========