«Военная анархия» в Римской империи

Второй стороной принципата как государственного строя была власть сената. По мере усиления императорской власти реальная роль сената уменьшалась. Однако полностью она не исчезла. Если в раннем принципате значительную роль в сохранении сената играла необходимость использования его аппарата в управлении государством и отдельными провинциями, то затем эти соображения уже не могли играть никакой роли. Созданный, окончательно структурированный при Адриане и все более расширяющийся императорский аппарат вполне мог полностью заменить сенатский как на общегосударственном, так и на провинциальном уровне. Не было необходимостью и привлечение отдельных сенаторов и именно только их к тем или иным высшим должностям в армии или гражданской сфере. Но это не означает полного вытеснения сената из государственного управления. Для римского сознания было свойственно представление не только о вечности, но и о непрерывности развития своего государства. Зримым воплощением римской государственности и ее непрерывности и был сенат. Теоретически он по-прежнему являлся высшим органом власти, по крайней мере наряду с принцепсом, а в некотором отношении даже стоял выше принцпеса, ибо он наделял властью каждого нового правителя и имел полное юридическое право его этой власти лишить. Реально это, конечно, могло произойти только в исключительных обстоятельствах, как это случилось в 68 г. с Нероном, в 193 г.

с Дидием Юлианом и в 238 г. с Максимином Фракийцем. Как и раньше, сенаторы являлись первым сословием государства и на этом основании обладали различными привилегиями, в том числе и правами на занятие тех или иных высших должностей. Принадлежность к этому сословию была наследственной. Однако, с другой стороны, император имел полное право включить в состав сената и, следовательно, причислить к высшему сословию любого другого заслуженного человека и в то же время под тем или иным предлогом (а во время, например, гражданской войны и вовсе без предлога) исключить любого человека из сената. Принцспс в принципе и по всеобщему убеждению сам тоже должен был быть сенатором. Однако в условиях кризиса на трон вступил всадник Макрин. Он продержался там недолго, но сам этот случай вполне мог стать и на деле стал прецедентом. Сенаторы были горды своим положением, презирали нижестоящих и в то же время раболепствовали перед императором. Сенат как корпорация мог считать себя силой, равной императору, но каждый сенатор в отдельности полностью зависел от него.

Как и до Августа, Римское государство оставалось res publica populi Romani — общим делом римского народа'. Народ, таким образом, оставался субъектом государственности. Однако понятие «римский народ» радикально изменилось. С ходом романизации римское гражданство во все большей степени распространялось среди провинциалов. Закономерным итогом этого процесса стал эдикт Каракаллы — constitutio Antoniana de civitate. Согласно этому эдикту, почти все свободные жители Империи (кроме сравнительно небольшой группы deditii, характер которых спорен) становятся римскими гражданами. Эдикт Каракаллы не отменил местное гражданство, но наряду с ним создал общеимперское. А если иметь в виду, что римляне воспринимали весь мир как вселенную, реально или потенциально подчиненную Риму, то в теории создавалось мировое гражданство². Независимо от мотивов издания Каракаллой этого эдикта он создавал новое качество римского народа. Хотя ко времени Каракаллы римское гражданство было уже чрезвычайно широко распространено, теоретически оно оставалось эксклюзивным.

’ При веси дсмаго! ИЧПОС1И этого утверждения в устах императоров (Уколова В. И. Указ. соч. С. 24) оно отвечало к правовой форме государства, и, что очень важно, умо-пастроснию самих римлян. Можно о i метить, что даже в Vili в. лангобардский монах Павел Диакон называл Империю республикой.

^: Carrie J.-M., Rousselle Л. Op. cit. Р. 57-59; Southern Р. Op. cit. Р. 51-52; Mathisen R. W. Peregrini. Barbari and Cives Romani. Concepts of Citizenship and the Legal Identity of Barbarians in the Later Roman Empire // American Historical Review. October. 2006. P. 1013.

Теперь эта эксклюзивность исчезла. Понятия «римский народ» и «подданные императора» практически совпали. Границы проживания римского народа совпали с границами Римской империи. В отсутствие демократических институтов и избирательных процедур это исключало римский народ в его новом качестве из участия в политической жизни государства. В какой-то степени такое участие мог осуществлять только городской плебс самого Рима. Понимая это, императоры старались задабривать римлян, проводя еще со времени Августа политику «хлеба и зрелищ». Коммод изъял из этой политической формулы хлеб и оставил только зрелища, и это дорого ему стоило. Но и в случае активного выступления римской толпы она либо оказывалась лишь орудием в руках той или иной политической группировки, либо это выступление становилось стихийным разгулом страстей. Рассматривать римский плебс как реальный фактор политической истории в это время невозможно.