«Военная анархия» в Римской империи

Место римского народа как политического института фактически заняла армия. Уже в республиканское время армия как вооруженное сообщество римских граждан играла определенную роль в политической жизни. Эта роль, естественно, усиливалась в период гражданских войн. В определенных условиях армия даже могла существенно повлиять на те или иные решения своих полководцев, как это было, например, в конце 40-х гг. I в. до н. э., когда солдаты и офицеры влияли на отношения между Октавианом и Антонием¹⁴⁶¹. Роль войска как субъекта политической истории сохранилась и после создания Августом профессиональной армии. Выражением ее политической воли являлась солдатская сходка, являющаяся воинским аналогом комиций¹⁴⁶². Полевая армия состояла из легионов римских граждан и вспомогательных частей, набираемых среди неграждан. Естественно, что политическую роль играли легионы, а также когорты столичного гарнизона и особенно преторианцы. После эдикта Каракаллы различие между легионами и auxilia исчезло, хотя и после этого остались воинские части, набираемые по этническому принципу. Однако сама армия за это время изменилась.

Создание профессиональной армии совершенно естественно привело к возникновению и армейской корпоративной морали. Солдаты, являвшиеся римскими гражданами, всегда рассматривали себя как часть гражданского коллектива¹⁴⁶³, но как часть лучшую и противо-

поставленную невоенному населению¹⁴⁶⁴. Это хорошо видно из речи, которую Геродиан (VII, 8,4—8) вкладывает в уста Максимина. Он противопоставляет мужество воинов, которых страшились германцы, пугались савроматы и перед которыми трепетали персы, обезумевшим карфагенянам, которые вместо воинских упражнений занимаются только хорами, насмешками и стихами, и жалким римлянам, которые могут только кричать и которые разбегаются в страхе при виде двух-трех вооруженных солдат. «Штатские» люди платили солдатам той же монетой. Геродиан (II, 9,11) пишет о воинах паннонских легионов, что они кровожадны, тяжелодумны и не способны понять хитрость и коварство в речах своих полководцев. И это отражало взгляд граждан на воинов вообще¹⁴⁶⁵. Чем дальше шло время, тем больше расходились пути армии и гражданского общества. Солдаты, разумеется, были преданы Риму и Империи, но их отношение к отечеству преломлялось через преданность своему полководцу и в конечном итоге императору как верховному главнокомандующему. Однако в случае конфликта между императором и собственным генералом солдаты, как правило, выступали на стороне последнего⁸.

Другим важным изменением был рост оседлости армии. Римляне сумели создать одну из самых совершенных военных машин древности. Военная мощь Рима была выкована в ходе завоеваний сначала Италии, а затем и всего Средиземноморья и значительной части Европы. Однако после перехода Империи преимущественно к оборонительной политике интенсивность военных действий резко уменьшилась, так что армия оказалась довольно мало задействована в реальных войнах⁹. Отдельные кампании (включая гражданскую войну 68-69 гг.) не изменяли общей картины. В этих условиях отдельные воинские части подолгу находились на своих местах, и солдаты все больше контактировали с окружающим населением¹⁰. Со времени Марка Аврелия положение изменилось, и войны стали и более частыми, и более тяжелыми. Необходимость переброски войск на нужные

⁶ Поэтому нам представляется совершенно неверным распространенное, особенно в отечественной историо!рафии, мнение, что армия представляла интересы муниципальных кругов.

театры военных действий не могла нравиться солдатам, привыкшим к конкретным условиям жизни. Недаром еще Тацит (Hist. I, 53, 14) писал, что нахождение среди гражданских людей (paganos) портит воинов. Однако в условиях сильной императорской власти это недовольство реально проявиться не могло. Реформы Септимия Севера еще более обострили противоречие между оседлостью армии и необходимостью ее мобильности. Получив право иметь семью и соответственный участок земли для ее прокорма, воины во все большей степени оказывались связанными с конкретной страной, чем с Империей в целом. Недаром страх воинов перед последствиями нападений германцев заставил Александра Севера прекратить войну с Персией и начать готовиться к германской кампании. Это не означает, что солдаты стали выразителями интересов местного населения. В этом отношении характерна петиция малазийских колонов Филиппу Арабу с жалобами на произвол не только местных властей, но и окрестных солдат, которые разоряли сельчан (CIL III, 14191). Солдаты сохраняли свои корпоративные интересы, но эти интересы были в большой мере связаны с конкретными территориями Империи и с конкретной армией или даже конкретной воинской частью. Это в известной степени разрушало единство имперской армии и в условиях обострения политической обстановки могло противопоставить и на деле часто противопоставляло различные части армии друг другу.