«Военная анархия» в Римской империи

Император, сенат и армия и стали главными актерами той драмы, которая разыгрывалась в 235-285 гг. Это не означает, что императоров этого времени надо жестко делить на солдатских и сенатских, как было еще сравнительно недавно принято в историографии. Собственно солдатскими императороми можно, видимо, считать только Максимина и, может быть, некоторых узурпаторов, а сенатскими как таковыми — Пупиена и Бальбина. Остальных правителей этого времени четко разделить по этому принципу невозможно. Правда, Тацита снова, как почти 40 лет назад, избрал сенат, но это избрание произошло в уникальной исторической ситуации и по инициативе самой армии. Да и ничего просенатского, кроме некоторых чисто демонстративных жестов, Тацит не сделал. Но отрицать роль этих двух институтов — сената и армии тоже невозможно. Однако надо иметь в виду, что удельный вес значимости сената либо армии в разные периоды этого времени был различен.

Как уже отмечалось, историческая эволюция принципата вела ко все большему усилению его монархической составляющей в ущерб республиканско-полисной. Именно такое развитие определяло вектор политической истории Рима. Однако современникам это было совер-

шенно неясно. Сенат еще обладал значительным потенциалом. Он являлся относительно сплоченной корпорацией, сохраняющей определенный авторитет в римском обществе. Кроме того что сенат являлся символом римской государственности, он имел в своих руках и некоторые рычаги реальной власти. Конечно, старые республиканские магистратуры, зависимые от сената, на деле превратились в почетные должности без (или почти без) реальных властных полномочий. Однако именно сенаторы назначались префектами Рима, чье значение в столице было весьма большим, да и на другие важные должности в столице. Еще важнее было то, что из числа сенаторов назначалось большинство провинциальных наместников, в том числе и в «вооруженных» провинциях. Сенаторами были легаты легионов и их первые помощники — латиклавные трибуны¹⁴⁶⁶. И это давало сенату и отдельным сенаторам возможность иметь в своем распоряжении вооруженные силы. Разумеется, сам сенат и его отдельные члены преувеличивали значимость этих аспектов положения сената. Так, события 238 г. показали, с одной стороны, что различия интересов внутри сената в определенный момент оказываются более важными, чем корпоративная солидарность, а с другой — что авторитет официального высшего органа государства и носителя самой идеи государственности не столь высок и в армии, и в римской толпе, как казалось самим сенаторам. Тем не менее даже полное поражение сенаторской реакции в 238 г. не привело к окончательному отказу от поиска таких путей выхода из создавшегося положения, которые привели бы к восстановлению положения сената как реально правящего органа. И такие поиски были характерны для первого периода этой эпохи.

С точки зрения политической истории эпоху крушения Ранней империи надо разделить на два больших периода, между которыми располагается правление Галлиена. Переворот 235 г. был новым явлением в римской истории. Впервые инициаторами мятежа выступили сами солдаты, даже если на это их толкнули интриги самого Максимина или кого-либо из его окружения. Армия, таким образом, впервые после гражданских войн конца республики выступила как самостоятельная активная сила, а не только как орудие честолюбивого полководца¹⁴⁶⁷. В этом отношении мятеж Максимина можно сравнить с выступлением армии Суллы против Рима в 88 г. до н. э. То выступление открыло период падения республики, это— крушения

Ранней империи. Однако в самый момент переворота он явно не казался чем-то совершенно необычным¹⁴⁶⁸. Большое значение этого события стало ясно позже, по крайней мере уже в IV в., как это видно из слов Аврелия Виктора (24, 7-11), которые приводились в начале главы о правлении Максимина. И все-таки в этот период еще в большой мере продолжались линии развития, какими шло Римское государство в правление Северов¹⁴⁶⁹. Сам Максимин мог представляться обществу неким «вторым изданием» Каракаллы и Макрина одновременно. С первым его роднила ясно выраженная ориентация на армию и некоторая недооценка сената, со вторым — непринадлежность к сенаторскому сословию. И сенат, в первый момент, как всегда, подчинившись Максимину и признав его императором, ненавидел принцепса и воспользовался первой же представившейся возможностью для его свержения.