Накануне битвы царь призывал богов на помощь (Xen. Cyr., VII, 1, 1; Curt., IV, 13, 12–13), проводил жертвоприношения (Hdt., VII, 223; Xen. Cyr., III, 3, 57; VII, 1, 1), а также производились гадания о судьбе будущей битвы (Hdt., IX, 37; 44; Xen. Anab., I, 8, 15; Xen. Cyr., VI, 4, 12–13). Ведь самих царей обучали искусству мантики (Xen. Cyr., I, 6, 2). Перед Гавгамелами Дарий III обращался за помощью к Митре, солнцу и огню (Curt., IV, 13, 12; 14, 24). Непосредственно перед боем жертвовали начатки от трапезы и совершали возлияния (Xen. Cyr., VII, 1, 1). О походных обрядах известно, что во время похода на саков Дарий I на холме сделал своеобразного идола, одев на свой скипетр кафтан-кандис и тиару с диадемой, и стал молить Аполлона (Ахура-Мазду?) о дожде — вода была необходима для выживания армии (Polyaen., VII, 12).
Золотая пластинка с изображненим мага с пучком прутьев и сосудом из Аму-Дарьинского клада. Воспроизведено по: Dalton M. O. The Treasure of the Oxus with Other Examples of Early Oriental Metal-Work. London, 1964. Pl. XV, 69.
Персидские жрецы-маги — носители ритуалов и хранители религиозных традиций, сопровождали войско повсюду. Хранители огня поддерживали священное вечное пламя и распевали в честь него гимны (Xen. Cyr., VIII, 3, 12; Curt., III, 3, 9). Они могли своими действиями прекратить бурю (Hdt., VII, 191). Маги приносили жертвы богам, делая возлияния вином, молоком или медом и забивая животных, мясо которых затем съедалось на пиршестве, оставляя богу лишь дух животного[234]
. Жертвенные животные затем шли на питание воинам (Xen. Cyr., V, 4, 14). Маги объясняли природные явления (Hdt., VII, 37).Цари перед алтарем со священным огнем, вверху — Ахура-Мазда. Ахеме-нидская халцедоновая печать (VI–IV вв. до н. э.). Национальная библиотека в Париже. Воспроизведено по: Ghirshman R. Perse: Proto-iraniens, Mèdes, Achéménides. Paris, 1963. P. 269, fi g. 330.
На ход войны оказывали воздействие и царские сновидения, которые опять же толковали маги[235]
. Также персидская знать на всем протяжении своей истории активно обращалась к вавилонским халдеям за толкованием своих снов и знамений (Nic. Damas. Frg., 66 (FGrH, 90, frg. 66, 9; 11–12); Curt., III, 3, 6). Уже Кира Великого в лидийском походе сопровождала пророчица-сибилла Герофила из Эфеса (Nic. Damas. Frg., 67–68 (FHG. T. III. P. 406; 408; FGrH, 90, frg. 67–68, 8)). Кир Младший вопрошал гадателя грека-амбракиота Силана (Xen. Anab., I, 7, 17). В начале 479 г. до н. э. зимовавший в Фессалии Мардоний послал своего представителя карийца Миса в греческие святилища с вопросами к оракулам (Hdt., VIII, 133–135). За предсказание победы Дарий I приказал освободить от налогов земледельцев (садовников) храма Аполлона в Магнезии-на-Меанде (SEG, XXVI, 1291)[236]. Даже во взятых персами Афинах Ксеркс приказал следовавшим с ним изгнанникам произвести жертвоприношения на акрополе по существовавшему тогда обычаю (Hdt., VIII, 54–55). В начале Платейского сражения Мардоний приказал гадать по эллинской традиции, что было сделано жрецом Гегесистратом из Элиды (Hdt., IX, 33; 37–38)[237]. Сами персидские вельможи в первой половине IV в. до н. э. посылали с вопросом о судьбе кампании даже к оракулу Аполлона в Дельфах (Diod., XV, 8, 4; 10, 2).В романе Харитона персидский царь Артаксеркс совершал победные жертвоприношения Гераклу (Мелькарту) в Тире (Chariton., VIII, 5, 2). В 411 г. до н. э. сатрап Лидии Тиссаферн приносил жертвы Артемиде Эфесской (Thuc., VIII, 109; ср.: Timoth., 160–161); и даже с просьбой о пощаде знатный перс прибегал, как и греки, к ее алтарю (Xen. Anab., I, 6, 7).
Общей политикой персидских царей было не только объявление себя местными правителями[238]
, но и почитание богов покоренных и иноземных народов, чтобы добиться, с одной стороны, покровительства самих божеств, а с другой — благожелательного отношения местного населения. В подвластных странах восстанавливались и реконструировались храмы местных божеств[239].