Однако была и другая политика — разгром вражеских городов и храмов в них[240]
. Так действовали в странах, с которыми вели непримиримую войну, особенно во время восстаний. В восставшем Вавилоне Ксеркс приказал разрушить главный храм Мардука Эсагилу и вывезти золотую статую бога в Персеполь (Hdt., I, 183; Strab., XVI, 1, 5; Arr. Anab., III, 16, 4), чтобы лишить жителей его поддержки и возможности проводить церемонии венчания на царство (481 г. до н. э.)[241]. В качестве репрессалий, чтобы лишить местное население поддержки локальных богов, персы вывозили статуи богов и священные подношения, которые затем размещались в важнейших городах империи: в Вавилоне, Парсагадах или Сузах (Arr. Anab., VII, 19, 2)[242]. Глумление Камбиза над египетскими святынями, вызванные подозрениями царя в измене египтян, древние просто объясняли психическим нездоровьем царя (Hdt., III, 27–29; 37; Diod., X, 14; Strab., XVII, 1, 27; Just., I, 9, 1–2)[243]. В убийстве же быка-аписа обвинялся и Артаксеркс III (Plut. De Isid., 31= Moral., 355c; Ael. Var. hist., IV, 8; VI, 8). Как пояснял Цицерон, маги советовали Ксерксу разрушить храмы в Аттике, поскольку местные боги не должны быть запертыми в стенах святилища (Cicer. Legg., II, 10, 26; cp.: Hdt., VIII, 109)[244].Если местные божества не проявляли благосклонности, несмотря на жертвоприношения, их по первобытному обычаю можно было даже наказать. После того как шторм разрушил два моста через Геллеспонт, по которым персидская армия должна была переправиться в Европу, разгневанный Ксеркс приказал заклеймить море, бросить в воду пару кандалов и дать 300 ударов бичом[245]
. Похожий случай наказания водной стихии описал Геродот: когда во время похода Кира Великого на Вавилон один из священных белых коней утонул в реке Гинд (совр. Дияла), восточном притоке Тигра, царь в гневе велел армии сделать реку мелким ручьем, проведя от нее 360 каналов (Hdt., I, 189–190; 202). С греческой точки зрения такие действия рассматриваются как проявление спеси и абсурда варварского тирана (Aesch. Pers., 747–752; Hdt., VIII, 109). Однако французский культуролог Доминик Брикель видит в поведении Ксеркса индоевропейский обычай перехода героя через враждебные воды, спор с ведийском богом «сыном вод» Апамом Напатом за победу в войне[246], ведь по зороастрийской доктрине соленая морская вода просто представляла собой испорченную злым духом пресную[247]. Согласно другому предположению, в данном акте пролив представляется как царский слуга или раб, который был наказан за противодействие монарху[248]. Вероятно, как и в шаманской практике, локальное божество можно было как ублажать жертвами, так и наказывать за противодействие. Ведь в начале второго, удачного пересечения Геллеспонта по новым мостам тот же Ксеркс, совершив возлияние, бросил в пролив чашу-фиалу и сосуд-кратер из золота, а также меч-акинак (Hdt., VII, 54; ср.: Aesch. Pers., 749–752)[249]. Подобным же образом и Александр Македонский при переправе через Геллеспонт принес в жертву Посейдону быка и совершил возлияние из золотой фиалы нимфам-нереидам (Arr. Anab., I, 11, 6; ср.: VI, 19, 5).Еще об обычаях, связанных с войной, известно, что при получении известия о взятии Сард ионийцами и афинянами Дарий I потребовал лук и запустил стрелу в небо, воскликнув: «О Зевс! Позволь мне воздать афинянам!» (Hdt., V, 105; 108). Этот выстрел чем-то напоминает римский обычай, когда жрец-фециал бросал священное копье в сторону страны врага, что было знаком объявления войны (Ovid. Fast., VI, 205–208). С другой стороны, действия Дария могут быть истолкованы в связи с благословением-африном, просящим победу у стрелы, которую царь Виштасп дал сыну Зарера Баствару в пехлевийском сочинении «Айадгар-и Зареран»[250]
.Ктесий таким образом описывает действия Дария и царя европейских скифов в начале войны между ними: «И посылали друг другу луки; более же сильными были
Царь, охотящийся на грифона. Ахеменидская печать. Музей изящных искусств в Бостоне, 21–1193. Воспроизведено по: Frankfort H. Cylinder Seals: A Documentry Essay on the Art and Religion of the Ancient Near East. London, 1939. Pl. XXXVIIn.