Военное духовенство в России в конце XIX – начале XX века

Вторая часть проводов на войну – «угощение» от города. Первоначально мобилизованным раздавали конфеты, сигареты, вино, почетные лица города приветствовали и говорили речи, для офицеров накрывали столы[751]. Иногда офицеры скидывались для организации прощального застолья[752].

Надо отметить, что «прощание» сочетало в себе не только элементы государственной политики и военных традиций, но вбирало в себя и народную традицию. Подарки, подносимые мобилизованным, восходят к народной традиции подавать рекруту милостыню перед его уходом на службу[753]. Также и гулянье, и пьянство, и буйство уходивших на службу было традицией[754].

Пьянство и буйство мобилизованных в 1904 г. достигло огромных масштабов: «…запасные в нетрезвом виде буйствовали, разбивали винные и торговые лавки, оказывали неповиновение властям»[755]. «Уже с осени 1904 г. на время приезда призывных в город стали закрывать винные лавки и кабаки, а самих призывников “угощать” от города и обывателей без водки»[756]. Однако призывники где-то добывали водку, а их приезд в город на призывные пункты часто приводил к беспорядкам. Так, 27 октября 1904 г. 1000 призывных в Москве творили такие беспорядки, «что пришлось прибегнуть к войскам для их усмирения и несколько человек убито»[757].

Правительство вынуждено было принять и другие меры. 27 ноября 1904 г. было подписано высочайшее повеление, объявленное Министерством юстиции[758], согласно которому из общего порядка судопроизводства изымались дела призываемых на действительную военную службу нижних чинов запаса «за участие в беспорядках по поводу и во время мобилизации в текущую войну как до явки их на сборные пункты, так и после зачисления на службу, в случае если это участие выразилось лишь в простом буйстве»[759]. Особенно «буйных» предлагалось наказывать их военному начальству в дисциплинарном порядке.

Чем дальше шла война, тем короче становилась церемония «прощания». «Было 10 часов вечера. Громадный киевский вокзал переполнен публикой до тесноты. Вот настал час разлуки. Подошел я к образу Спасителя, висевшему в углу пассажирского вокзала 1-го класса, и, сотворив крестное знамение, возложил на себя епитрахиль. Подошли ко мне офицеры, к ним вплотную приблизились сослуживцы со своими близкими и родными, а вслед за ними волной хлынула к нам вокзальная публика, очевидно, привлеченная невиданным зрелищем. Сказав несколько напутственных прощальных слов, я стал благословлять образком каждого отъезжающего офицера, тот целовал образок, мою руку и надевал его на шею. Наступила торжественная минута глубокого молчания. <…> Но вот раздался вокзальный звонок, кто-то крикнул: “Пора!”» Так описывает проводы на Дальний Восток благочинный 42-й пехотной дивизии, священник Иоанн (Яроцкий)[760].

В начале Первой мировой войны «прощание» становится уже ритуалом с определенной последовательностью действий, включающим молебен, речи и поднесение от провожающих икон и мелких подарков.

«20 июля 1914 г., в день объявления войны, Николай появился в Петербурге в Зимнем дворце. Он проплыл по Неве под оглушительные приветственные крики и ринулся сквозь толпы к дворцу. На молебне он повторил обет Александра I не заключать мира до тех пор, пока последний враг не уйдет с Русской земли. После того как священник прочел манифест, Николай обратился к собравшимся офицерам. <…> Впечатляющая петербургская церемония была вместе с тем краткой и чересчур щепетильной. Появление царя на публике в Москве 5 августа было более продолжительным, а церемонии – более масштабными. Николай въехал в город по традиционному пути – по Тверскому бульвару в открытом экипаже. <…> Его речь была более пространна, чем петербургское выступление. <…> Николай вернулся из Москвы, вдохновленный горячим приемом»[761]. Однако ездить по стране Николай не стал. «Прощание» на местах в основном сводилось к молебнам, исполнениям гимнов воюющих стран и торжественным речам.