Позже порядок несколько изменился. «В назначенный командиром день выводится в строй часть, если можно, в полном составе; причем молодые солдаты строятся отдельно»[726]
. Накануне с молодыми солдатами должен был беседовать священник, разъясняя им их новое положение. В «Вестнике военного духовенства» неоднократно приводились примеры таких бесед[727]. По их содержанию можно проследить, как меняется отношение военного священника к воину. В беседе за 1891 г. разъяснение носит довольно традиционный и лапидарный характер: «Покорность государю и безропотное повиновение начальству – вот две главные и важнейшие ваши обязанности. Кто исполняет эти обязанности, тому легко исполнить и все остальные обязанности, касающиеся военной службы»[728]. В беседе 1904 г. солдатам разъясняется, что «каждому вступившему в ряды воинства открывается прежде всего поле для умственного его развития. <…> Каждое знание дает человеку возможность улучшить свою жизнь. Потому и для собственной пользы, и для пользы службы каждому воину следует приложить все старание, чтобы выучиться на службе чему-нибудь полезному. <…> плох и бесполезен в ратном деле солдат, плохо знающий свое воинское дело»[729]. В речи содержится и определенный «положительный образ», к которому следует стремиться: «… понятие о солдате. С этим именем соединялось всегда у нас понятие о человеке честном, прямом, храбром, всегда готовом поделиться последним куском сухаря с товарищем»[730].Таким образом, внебогослужебная беседа о. Бугославского была ориентирована на создание у солдат мотивации к службе, предлагая помимо традиционных «За веру, царя и Отечество» еще и личные интересы духовного роста и умственного развития. В этом военное духовенство пошло дальше офицеров и генералов[731]
.По прибытии знамени командир части обращался к молодым солдатам с разъяснением долга службы и присяги. Зачитывались статьи воинского устава о наказаниях, касающихся нарушения обязанностей службы в военное время, а также статьи Свода законов и военных постановлений, объясняющие, за какие подвиги на поле брани награждают знаком отличия военного ордена, а частям жалуют особые отличия. «После этого молодые солдаты приводятся к присяге духовным лицом того исповедания, к которому они принадлежат, а в случае неимения такового лица – командиром части»[732]
. Призывник подходил к столику и, положив руку на Евангелие, клялся «служить верою и правдою государю императору, его наследнику и Отечеству»[733].В 1902 г. в церемонию были внесены некоторые изменения. Теперь в случае невозможности приведения к присяге всех новобранцев одновременно можно было приводить к присяге несколько раз, причем в последующие разы производить присягу не в присутствии всей части, а при одной роте со знаменем. В частях войск, не имеющих знамен, присяга молодых солдат должна была быть исполнена тем же порядком: в батареях артиллерии – перед фронтом орудий, в крепостной артиллерии – на верхней части крепостного вала – валганге главной крепостной ограды, а во всех прочих частях и командах – перед фронтом части, куда молодой солдат зачислен.
В 1903 г. началась полемика относительно самого текста присяги, звучавшего несколько архаично для начала XX в. Однако против внесения изменений в текст клятвы выступил генерал М. И. Драгомиров. «Аргументы Драгомирова были просты: к присяге нельзя подходить с рациональной точки зрения, “ее и не нужно запоминать умом, а нужно держать в сердце”; она такая же часть традиции, как молитва, “а придет ли кому в голову менять текст молитвы?”»[734]
Таким образом, присяга приравнивалась к молитве, и ее текст оставался неизменным на протяжении более двух столетий. Вообще-то присяга должна была бы стать праздником, однако непонятность текста клятвы делает участника равнодушным к церемонии.
После Русско-японской войны вопрос о проведении собеседования с молодыми солдатами по поводу присяги обсуждался в учрежденной его императорским высочеством, главнокомандующим при Штабе войск гвардии и Петербургского военного округа комиссии по вопросам содействия религиозно-нравственному, умственному и физическому развитию нижних чинов. Было установлено, что эта беседа обязательно должна проводиться с новобранцами, однако не вполне понятно ее место в общем плане – она оказывалась последней из внебогослужебных бесед, проводившихся с солдатом на первом году его службы, и завершала цикл из десяти бесед. Первая беседа (вступительная) сочетала темы о высоком значении воинского звания, об обязанностях воина-христианина и предостережение от дурных знакомств, пьянства и разврата[735]
.