Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона

Однако, как и многие нарративы разрыва, этот был придуман преемниками Военного просвещения, которые надеялись отделить себя от предыдущих поколений. Писатели Контрпросвещения и «немецкого движения» кажутся оппозиционными по сравнению с писателями французского Военного просвещения, только если считать последних ограниченными упором на «чистой логике» и универсальных принципах. Темы, рассмотренные в этой книге, выявляют гораздо более комплексную перспективу, которая подрывает традиционный нарратив. Воинская социальность и коллективная идентичность; права человека и международное гуманитарное право; военная медицина (физическая, психологическая) и человеческие эмоции на войне; патриотизм, гражданственность, демократизация героизма – эти темы Военного просвещения стали прототипами современных законов, практик и идеологий войны. Они формируют главные парадигмы унаследованных знаний о военном опыте, с которым будущие militaries philosophes, политические лидеры и активисты взаимодействовали с конца XVIII века до настоящего времени в трансисторическом военном просвещении.

Даже труды самых прославленных мыслителей Контрпросвещения и «немецкого движения» показывают нарратив преемственности, несмотря на меняющийся национальный контекст[350]. В своей работе «Размышления об искусстве войны, ее прогрессе, противоречиях и достоверности», первый том которой был опубликован в 1796 году, писатель Контрпросвещения Георг Генрих фон Беренхорст (1733–1814) утверждал, что для понимания войны нельзя полагаться на непреложные законы. Множество непредсказуемых и неконтролируемых случайностей, связанных с эмоциями человека, волей и «духом», оставались доминирующей силой. Беренхорст отверг идею о том, что солдаты подобны машинам, и видел в них живых людей, способных на патриотическое вдохновение и огромную храбрость. Эти идеи в большей степени сближают его с французским Военным просвещением, чем признавалось ранее[351]. Аналогичным образом, работы Герхарда Иоганна Давида фон Шарнхорста (1755–1813), которого Клаузевиц называл «отцом и другом своего духа», показывают влияние Морица Саксонского на его эмпирическую позицию, настойчивое принятие «природы вещей» и на утверждение, что в ведении войны играет роль «бесконечное множество обстоятельств», в данном случае культурных, политических, географических и стратегических[352].

В некотором смысле Клаузевиц также перенял наследие военной мысли Просвещения. Будучи человеком своего времени и места, Клаузевиц подвергся влиянию не только своего опыта участия в Наполеоновских войнах, но и немецкой интеллектуальной среды, вдохновленной историзмом, романтизмом, идеализмом и другими движениями. Его канонический трактат «О войне» (1832) продвигал новшества, отличные от того, что было век назад: теорию об отношениях между политикой и войной, акцент на военных столкновениях, преуменьшение значения профессиональных знаний в пользу личности, избегание этических вопросов, которые Клаузевиц предпочитал «оставить… философам» [Клаузевиц 2021: 479]. Однако в его трудах также наблюдается важная преемственность по отношению к мысли Военного просвещения, в том числе принципиальное признание непредвиденных обстоятельств и ключевой роли моральных сил в армии. Диаметральное противопоставление Военного просвещения Контрпросвещению, «немецкому движению» и «военному романтизму» – результат преувеличения и упрощения. Влияние Военного просвещения во французской армии и за ее пределами на протяжении XIX и XX веков и до настоящего времени на самом деле было повсеместным. Прослеживание нескольких тем подтверждает это непрерывное воздействие. Во-первых, вопросы психологии, эмоций, товарищества и коллективной идентичности на войне оставались активными и взаимосвязанными предметами изучения. Вскоре после падения Старого порядка Жомини, Клаузевиц и другие теоретики углубились в понимание социальных факторов боевой эффективности, полагая, что, как утверждал Наполеон, «сражения не выиграть солдатам без esprit de corps». Позднее в XIX веке полковник Шарль Ардан дю Пик (1821–1870), который сражался в Крымской войне и позднее в Сирии, Алжире и Франко-прусской войне, уделял большое внимание психологическому воздействию боя и важности сплоченности солдат. В своей работе “Etudes sur le combat: Combat antique et moderne” («Рассуждения о бое: древний и современный бой», частично опубликована в 1880 году; полный текст опубликован в 1902 году) Ардан дю Пик выразил убеждение, что наибольшим образом на боевую эффективность влияют не дисциплина или воля, а человеческий страх и сильные чувства, и что социальные связи между солдатами являются главной опорой для солдат в бою. Повторяя слова шевалье де Монто, дю Пик писал, что «привычка жить вместе, подчиняться тем же лидерам, командовать теми же людьми, делить тяготы и лишения» укрепляет «братство, сплоченность, профессионализм, ощущаемые эмоции, одним словом – разумную солидарность»[353].