Военный переворот (книга стихов)

Их соблазнители, о коих здесь не пишем,

В элиту вылезли под хруст чужих костей

И моду делают, диктуя нуворишам,

Как нужно выглядеть и чем кормить гостей.

Где эти мальчики и девочки? Не слышно.

Их ночь волшебная сменилась скукой дня,

И ничегошеньки, о Господи, не вышло

Из них, презрительно глядевших на меня.

Се участь всякого поклонника распада,

Кто верит сумраку, кому противен свет,

Кому ни прочности, ни ясности не надо,

И что, ты рад, скажи? Ты рад, скажи? О нет,

Да нет же, Господи! Хотя с какою злобой

На них я пялился, подспудно к ним влеком,

И то, в чем виделся когда-то путь особый,

Сегодня кончилось банальным тупиком!

Ну что же, радуйся! Ты прав с твоею честной,

Серьезной службою, — со всем, на чем стоял.

А все же верилось, что некий неизвестный

Им выход виделся, какой-то смысл сиял!

Ан нету выхода. Ни в той судьбе, ни в этой.

Накрылась истина, в провал уводит нить.

Грешно завидовать бездомной и отпетой

Их доле сумрачной, грешней над ней трунить.

Где эти мальчики, где девочки? Ни рядом

Ни в отдалении. А все же и сейчас

Они, мне кажется, меня буравят взглядом,

Теперь с надеждою: хоть ты скажи за нас!

С них спроса нет уже. В холодном мире новом

Царит безвременье, молчит осенний свет,

А ты, измученный, лицом к лицу со словом

Один останешься за всех держать ответ.

MADE IN USA

All my life I used to live

In a certain way:

I have nothing to forgive,

Nothing to obey.

Overbeaten like a beef

I am still okay

Having nothing to receive

From a chief (that means a thief),

Nothing to betray.

This is all I could achieve

For a nasty pay

Of a total unbelief

Which I never could relieve

Even for a day.

Now seeing the results

I am happy to

Recommend it to adults

And to children, too.

I was going step by step

From a pleasant lie.

Poor catcher's lost his cap

Coming through the rye.

I was learning not to be.

Now I look at it

Just like one who's got TB

Or another shit.

One who knows his rest is brief,

One who goes away,

Looking at his handkerchief

In a great dismay.

Springfield, Ill.

* * *

Снился мне сон, будто все вы, любимые мной,

Медленно бродите в сумрачной комнате

странной,

Вдруг замирая, к стене прислоняясь спиной

Или уставясь в окно с перспективой туманной.

Плачете вы, и у каждой потеря своя,

Но и она — проявление общей печали,

Общей беды, о которой не ведаю я:

Как ни молил, ни расспрашивал — не отвечали.

Я то к одной, то к другой: расскажи, помогу!

Дергаю за руки, требую — нету ответа.

Ладно бы бросили что-то в ответ, как врагу,

Ладно бы злость запоздалая — нет, и не это:

Машете только рукой — отвяжись, говорят!

Только тебя не хватало… И снова по кругу

Бродят, уставив куда-то невидящий взгляд,

Плачут и что-то невнятное шепчут друг другу.

Сделать, бессильному, мне ничего не дано.

Жаркие, стыдные слезы мои бесполезны.

Хватит, исчезни! Не все ли тебе-то равно,

Что происходит: не можешь помочь,

так не лез бы!

Господи, Господи! Страшно ненужность свою

Чувствовать — рядом с чужой безысходной

тоскою!

Словно в единственных брюках приличных

стою

Где-то в метро, завлекая работой простою

Вот, мол, зайдите по адресу фирмы… Куда!

Мимо ползут многошумной змеею усталой,

Смотрят презрительно…

Как же мне страшно всегда

Было себя представлять продавцом-зазывалой,

Бедным торговцем ненужностью!

Впрочем, страшней

Мучить кого-нибудь, помощь свою предлагая

Ан бесполезно! Никто не нуждается в ней.

Жалость другая нужна и подмога другая.

Помню, мне под ноги смятый стакан подлетел,

Белый, из пластика, мусорным ветром несомый:

Мол, подними, пригожусь! — умолял,

шелестел,

Дай мне приют! — и кружился у ног,

невесомый.

Да и не так ли я сам предлагаю свою

Жалкую нежность, слепую любовь без ответа,

Всем-то свою половину монеты сую

Брось, отойди! Здесь не слышали слова

"монета"!

Так и брожу. А вокруг, погружаясь во тьму,

Воет отчизна — в разоре, в позоре, в болезни.

Чем мне помочь тебе, чем? Повтори, не пойму!

И разбираю: исчезни, исчезни, исчезни.

ОКЕАН НА БРАЙТОНЕ

Совок бессмертен. Что ему Гекуба?

Не отрывая мундштука от губ,

Трубит трубач, и воет из раструба

Вершина, обреченная на сруб.

Вселенской лажи запах тошнотворный,

Чужой толпы глухой водоворот,

Над ним баклан летает непокорный

И что-то неприличное орет.

Какой резон — из-под родного спуда

Сбежать сюда и выгрызть эту пядь?

Была охота ехать вон оттуда,

Чтоб здесь устроить Жмеринку опять.

Развал газет, кирпичные кварталы,

Убогий понт вчерашнего ворья…

О голос крови, выговор картавый!

Как страшно мне, что это кровь моя.

Трубит труба. Но там, где меж домами

Едва обозначается просвет,

Там что-то есть, невидимое нами.

Там что-то есть. Не может быть, что нет.

Там океан. Над ним закат вполнеба.

Морщины зыби на его челе.

Он должен быть, — присутствующий немо

И в этой безысходной толчее.

Душа моя, и ты не веришь чуду,

Но знаешь: за чертой, за пустотой

Там океан. Его дыханье всюду,

Как в этой жизни — дуновенье той.

Трубит труба, и в сумеречном гаме,

Извечную обиду затая,

Чужая жизнь толкается локтями

Как страшно мне, что это жизнь моя!

Но там, где тлеют полосы заката

Хвостами поднебесных игуан

Там нечто обрывается куда-то,

где что-то есть. И это — океан.

ХРАП

Рядом уснуть немыслимо было. Прахом