Воевода

— За Москву! — Татарин ударил пикой, но слабо, только чтобы напугать.

Новгородец вскинул ратовище вверх, отводя удар, а Яндыз рубанул понизу щитом, перебивая руки. Разбойник вскрикнул, роняя оружие, — царевич споро ударил обезоруженного врага пикой, тут же отвернулся, поскольку слева налетел другой тать, от меча которого он еле успел загородиться щитом. Пика в ближней схватке только мешала. Яндыз отпустил древко, выдернул саблю — но тут через раздвинутые наконец-то телеги понеслись московские ратники, опрокинув его врага. Неожиданно на всадников завалилась яблоня, перекрывая кроной путь, а когда дружинники застряли, им в спины ударили рогатины.

Яндыз ругнулся, поспешил на помощь — путь заступил разбойник в длинном бархатном колонтаре из пластинок с наведенным по краям серебром. Воины скрестили клинки. Новгородец ловким взмахом срубил Чингисиду кисточку с макушки — а не пригнись татарин, в сторону улетела бы и вся голова. Царевич ответным выпадом вмял в грудь пластину колонтаря.

В этот миг выскочившие сбоку чужаки сдвинули телеги, снова перегораживая улицу. Столпившиеся воины качнулись туда-сюда, и татарин с ушкуйником разошлись в стороны. Новгородец двумя сильными ударами меча по плечу отправил под колеса повозок молодого дружинника, потерявшего в суматохе щит. Яндыз, вскинув саблю с широкой елманью, отвлек внимание своего, тоже совсем юного противника и в тот же миг сбоку над верхним краем чужого щита бросил свой, окантовкой не то разбив голову врага, не то просто его оглушив.

— Сюда иди, семя басурманское! — заорал ему богатый новгородец.

— Иду, неверный! — крикнул царевич, отпихивая очередного татя ногой в щит. — Умри!

Новгородец напрыгнул на татарина, высоко вздымая щит, закрывая небо. Яндыз откачнулся вправо, хорошо зная, с какой стороны при таком навале колют из-под щита клинком, резанул понизу, пытаясь достать ногу. Разбойник ступню вовремя поддернул, отступил, опуская щит, разочарованно выдохнул:

— Ловкий, гаденыш!

Царевич в ответ попытался уколоть его слева в щеку. Новгородец ожидаемо отпрянул, пропуская клинок мимо лица, и Яндыз, чуть подправив движение сабли, с силой саданул оголовьем рукояти ему в лоб. Глаза врага потускнели, и тот осел под ноги товарищей.

— Антип!!! Антипа убили!

Разбойники неожиданно дружным напором оттеснили дружинников к телегам, прижали к ним спиной. Давка случилась такая, что ни щитом, ни саблей стало не шевельнуть. Татарину оставалось только смотреть в глаза совсем близкого смуглого татя и витиевато ругаться…

Егор находился в куда лучшем положении. Со своего наблюдательного пункта он во всех подробностях наблюдал и налет московской конницы на туры, и мучение стоящих под градом стрел воинов. Антип, даром что постоянно подозревал за Егором какие-то подвохи, поручение исполнил на твердую пятерку: четыре сотни лучников оказались на месте точно в нужный момент и недостатка в припасе не знали. Каждый, наверное, по две-три сотни стрел выпустил, прежде чем отступить.

Бежать из-под обстрела москвичи не могли — у них был приказ уничтожить тараны, столь опасные для московских стен. А вот пойти в атаку и разогнать лучников — это вроде уже атака, а не отступление. И великокняжеская дружина не выдержала.

— Федька, уходим! — закричал Егор, когда кованая рать, стронувшись, понеслась вперед. — Смываемся, скоро тут все разнесут!

Но быстрее лошади, конечно же, они бегать не могли. Едва выскочив из дома, князь Заозерский увидел мчащегося на него всадника, вскинул щит, встречая удар копья, и толкнул его вверх, одновременно приседая. Щит тут же улетел прочь, едва не оборвав пальцы, но смертоносное острие прошло над головой. Федька, прямо из дверей, успел садануть москвича копьем в бок — и тот припал к шее коня, хорошо утыканного стрелами. Как вообще на ногах стоял — непонятно.

Егор подобрал оброненный убитым щит, завернул во двор за дом, обнаружил бегущих там двух воинов в сверкающих доспехах и отпрянул назад.

— А ну, стой! — закричали вслед.

Князь остановился. Не из страха. Просто на улицу ему не хотелось. Сам же на пару с Осипом и Антипом придумывал, как лучше телеги и загородки поставить, чтобы подобие замана организовать: когда противнику тесно, не повернуться и на лошадях неудобно, верхом никуда не пробраться.

— Вот, черт! — сплюнул атаман и направился навстречу ратникам.

Похоже, вид у него был не шибко грозный, раз дружинники накинулись не оба разом, а сперва только один, размахнувшись саблей из-за плеча. Егор повторил понравившийся еще в Северном море трюк: подставил, наклонив вперед, верхний край трофейной «капельки». Клинок вошел в щит со сладострастным чмокающим звуком и засел, глубоко расщепив одну из досок. Егор потянул «капельку» на себя. Враг, не в силах выдернуть саблю, просто закрылся своим щитом, и атаману не оставалось ничего другого, кроме как подрубить держащую саблю руку.