Воевода

Ратник с криком отскочил, вместо него на Егора пошел второй бородач, решительно и уверенно рубанувший перед собой крест-накрест воздух; резко выбросил свою саблю, направляя атаману в лицо, а когда тот закрылся — с ходу подрубил ногу. Егора спас вытянутый вниз острый кончик щита, который и задержал вражеский клинок. Вожников торопливо перешел во встречную атаку, однако москвич закрылся щитом, встретив лезвие его сабли, а когда приопустил — ему в лицо стремительно и точно вошло копье, направленное Федькой над плечом атамана.

— Пятимся… — приказал Вожников, отступая через двор, но тут уличный забор с треском повалился прямо на него! Егор насилу успел отскочить — а в проем толпой повалились великокняжеские дружинники. — Черт!

Двоих он успел рубануть саблей по затылкам, пока не поднялись, одного уколол Федька, остальные ринулись на них. Вожникову оставалось только закрыться щитом и наугад отмахиваться клинком. К счастью, во врага из окна ближнего дома прилетело несколько сулиц, вслед за ними выпрыгнул Тимофей с ватажниками:

— Держись, атаман!

Они быстро сомкнули щиты напротив такого же сомкнутого строя московских ратников, нажали, пытаясь развести щиты врага и нанести укол в щель. Но при этом — не дать раздвинуть свои. Натужное пыхтение длилось несколько минут: плотный строй практически неуязвим. Потом один из москвичей упал — скорее всего, просто поскользнулся — и тут же был добит. Вражий строй развалился на две группки по три и пять человек. Егор и Тимофей атаковали первую. Москвичи вскинули щиты — и тут Федька, бесеныш, упав на колени, начал отчаянно колоть их понизу в ноги…

Ватажники управились с этими врагами — а в пролом забора уже лезли свежие силы противника, тут же смыкаясь для атаки и выставляя рогатины. Похоже, только что спустились с седел и еще не успели поучаствовать в мясорубке…

— Федька, коли! — заорал Егор, напирая щитом на острия копий.

Паренек послушался, не раздумывая, ударив в лица врагов. Московские бородачи вскинули щиты, атаман — свою «капельку» вместе с упертыми в нее остриями, поднырнул под длинные ратовища и, пока враги сами себе закрыли обзор щитами, успел уколоть снизу под кольчужные подолы сразу троих. Дружинники начали падать. Остальные — так и не поняв, что случилось, — попятились.

— Атаман, дружина! — закричал Тимофей, указывая в сторону города.

— Свисти!!! — заорал Егор, пытаясь выжить под бойкими ударами сразу четырех копий. Он крутился, как уж, пятился, закрывался щитом и отводил наконечники саблей. На то, чтобы кольнуть самому, не было никакой передышки.

— Федька, лестницу к окну! — рявкнул Тимофей, заливисто просвистел еще раз, подобрал с земли чей-то щит, метнул в наседающих на Егора врагов, заставив их на миг отпрянуть, и заорал: — Атаман, бежим! Дружина!

Вожникова дважды уговаривать не пришлось. Отскочив на безопасное расстояние от наконечников рогатин, он кинулся к окну, перед которым, накрывшись грязным трофейным щитом, сидел Федька — с разбегу запрыгнул на него, толкнулся, рыбкой нырнул в окно, вскочил на ноги. Следом заскочил Тимофей, дернул за собой копье, ударил им в несущихся по пятам дружинников, заставив отпрянуть назад. Егор высунулся из окна, подал пареньку руку, задернул его наверх, прикрыл щитом от укола в спину. Ватажник попытался отомстить за этот подлый удар своим, куда более сильным — но москвич вовремя отскочил в сторону.

Мужчины замерли, тяжело дыша и глядя друг на друга через вырубленный в бревнах проем. Лезть наверх в узкое окно под копья и сабли ратникам не улыбалось. Они переглянулись, один скомандовал:

— Обходим, к двери! — и большая часть воинов помчалась за ним.

— Угловое окно! — метнулся в глубь комнаты Егор.

— Уйдут! — Оставшиеся внизу дружинники побежали вдоль дома, смотря на прорубленные в стене свежие проемы без рам, но никакого движения в них не заметили.

Вскоре оттуда выглянули их товарищи:

— Ну, где?

— А че, внутри нет? На угол бежали! Но выскочить вроде не успели…

— Вот проклятие, ушли! — сплюнули воины в доме. — Тут только тряпье и пиво.

— Бегут они! Драпают новгородцы! Испужались!

Яндыза в эти самые мгновения придавило к телеге с такой силой, что она стала поддаваться, боком поползла по улочке, как вдруг раздался крик:

— Дружина! Дружина московская! Васька дружину ведет! — И напор тут же ослаб.

Воспользовавшись удачным моментом, царевич вытянул клинок вверх, над щитами, сверху вниз уколол в шею прижатого к нему смуглого узкоглазого и безбородого разбойника, потом попытался достать новгородца, стоящего дальше, но дотянулся только до плеча и самым кончиком сабли. Ковырнул кольцо кольчуги, и все. Враг попытался ответить мечом, но тоже не достал, резко отпрянул, поймал щитом брошенную сулицу, отбежал, перехватил меч зубами, поднял сулицу, метнул в Яндыза. Татарин закрылся, а когда опустил содрогнувшийся щит — новгородцы бежали уже все, перепрыгивая через погибших и раненых, переваливаясь через телеги или подныривая под них…