Воевода

Ранение добавило лишний шрам на лице Лисовского, но не уняло его неуёмный нрав. В лагерь поляков приходили известия, что один за другим русские города целуют крест самозванцу. Отпали от Шуйского Великие Луки, Псков, Ивангород, Орешек, где воеводствовал Михайло Глебович Салтыков. За ними покорились Тверь, Торжок, Кашин... Лисовский не мог переносить унылого сидения в блокаде, когда такие жирные куски уплывали из рук. Оставив под началом Сапеги основную часть своего войска, он с бандой близких ему «аспидов», с которыми ещё разбойничал в Польше, ринулся на север, дабы расширить владения «царика» и обеспечить тридцатитысячное войско, стоящее под монастырём, продовольствием и фуражом.

Без сопротивления, только при одном виде вооружённых поляков, покорно пошли под руку «Димитрия Ивановича» Переяславль-Залесский, Суздаль, Ярославль, Владимир, Кострома. Именем государя грабились лавки именитых гостей. Часть награбленного шла ко двору в Тушино, но достаточно оседало в обозах шляхтичей и казаков.

Особенно бесчинствовали ляхи в деревнях, где практически никто им не мог оказать сопротивления. Они заставляли крестьян молоть хлеб, печь его, варить пиво, а затем, отняв лошадей, отправляли съестное в табор. Однако мало того, что забирали всё, что сами могли увезти, они уничтожали для потехи и всё остальное: резали скот и бросали мясо в воду, рассыпали хлеб и топтали его лошадьми. Нещадно пытали огнём и железом хозяев, чтобы найти деньги, забирали рухлядь, насиловали их жён и дочерей. Не церемонились они и с православными святынями — обдирали оклады с икон, брали чаши и утварь, клали на дискосы мясо, загоняли скот в г церкви, кормили собак в алтарях, из царских дверей и больших местных икон устраивали себе кровати, где творили блуд с поселянками, играли на образах в карты и шашки, из священнических облачений шили себе исподние платья и, как говорит современник, «теми тканями, которые были на плечах иереев Божиих, покрывали себе задние части тела».

Ландскнехт Конрад Буссов, который, направляясь в Ростов вместе с Беззубцевым, проезжал через эти ограбленные деревни, с ужасом записал: «Камень бы заплакал о бедствиях земли Московской...»

Жители Ростова в эти страшные для русских людей дни, несмотря на то что все города в округе сдались самозванцу, продолжали упорствовать, не желая открыть ворота неприятелю. Верность Москве поддерживал в ростовчанах митрополит Филарет, хотя ему самому любить Шуйского было не за что. О том, что царь Василий лишил Филарета патриаршего трона, был наслышан и самозванец, славший к нему прельстительные письма, в которых называл Филарета «дядей». Фёдор Романов, ныне Филарет, действительно был родным племянником Анастасии, первой жены Ивана Грозного, однако признавать в самозванце своего двоюродного брата не собирался.

Тогда «царик» направил письмо Сапеге с требованием во что бы то ни стало «достать» упрямого родственника. Гетман поручил это деликатное задание Юрию Беззубцеву, остававшемуся за старшего во время набегов Лисовского.

   — Ты — русский, тебе сподручнее поехать за священником. Дело тайное, много людей с собой не бери, только самых верных.

Беззубцев вызвал для совета Буссова.

   — Ты знаешь Филарета в лицо? — задал он неожиданный вопрос.

   — Ещё бы мне не знать! — рассмеялся Конрад. — Я был в роте Маржерета, когда по приказу Годунова мы арестовали братьев Романовых. А потом Димитрий Иванович вернул его из монастыря и повелел назначить митрополитом Ростовским. Так что снова виделись при дворе государя.

   — Ин ладно! — удовлетворённо кивнул Беззубцев. — Значит, снова будешь арестовывать Филарета.

   — Как так?

   — Зовёт его к себе «Димитрий Иванович», — усмехнулся Беззубцев, — а он не едет. Придётся отправить силой.

   — Разве Ростов уже в наших руках?

   — Пока нет. Но я думаю натравить на этих упрямцев переяславцев. Они сильно ростовчан не любят за их богатство и гордый нрав. Пусть им покажут, где раки зимуют. А мы под шумок и умыкнём митрополита.

   — Птица больно знатная, такую втайне не умыкнёшь, — засомневался Конрад.

   — Ты что, отказываешься?

   — Нет, нет! — поспешно ответил Конрад. — Я ведь думаю, что после такого похода наши сумы потяжелеют?

   — Непременно!

...Переяславцев долго уговаривать не пришлось. Им явно по сердцу пришёлся приказ Сапеги привести к покорности ростовчан. Они беспрепятственно проникли в город, застав его жителей врасплох. Жаркая схватка возникла лишь у дверей соборной церкви, куда в панике ринулся народ. Филарет, надев архиерейские одежды, повелел протопопам и священникам причащать людей, готовя их принять мученическую смерть. Однако ратники, не послушав увещевания митрополита, решили умереть с оружием в руках и дали бой переяславцам на соборной площади. Тогда Филарет вышел из дверей собора, чтобы остановить кровопролитие. Он начал уговаривать переяславцев сохранять присягу законному государю.