Воин аквилы

– Уяснил, что тут неясного. Ты, главное, не вздумай умирать, слышишь! Береги силы. Так, вижу наконечник. Он неглубоко засел благодаря прочным доспехам. Вот сейчас будет очень больно, так что терпи, воин. Терпи! – в ответ быстро проговорил восбуждённый ответственным действом гвардеец и, окровавленными пальцами надёжно схватившись за металлическое основание стрелы, моментально выдернул его из израненной плоти.

Владиус не издал ни одного овеянного живой осязаемостью звука, а напротив, в момент разлетающейся по всему телу нестерпимой резкой боли тихонечко закрыл глаза и тотчас ощутил нахлынувшее в плотности мрака приятное веяние умиротворённости и тишины. Веяние, которое, однако, сквозь призму неподвластного сущему сознанию временного промежутка стало постепенно наполняться сначала вспышками памятных бликов произошедших ранее событий, а затем и неумолимо пробивающихся через плотную гамму безмятежности живых и, что самое главное, хорошо знакомых звуков. Звуков непрерывающихся, а наоборот, с каждым разом всё более усиливающихся аккурат до того самого момента, когда, с волевым усилием пробив последний плотный и тёмный сгусток мысленной отдалённости, глаза молодого декана наконец-таки смогли узреть представший в яркой благодати свет. И да, если глаза смогли узреть столь ослепительный свет, то вот слух молодого римлянина буквально тут же изловчился услышать напротив, ещё и несмотря на отвлекающую головную боль и боль в плече, достаточно ясный тот самый раздававшийся чуть ранее в небытии звучный окрик. Совсем не чуждый окрик, а являющийся что ни на есть по природе своей хорошо знакомым в радостных голосовых тонах эхом отобразившийся:

– Милостивый Эскулап! И не лишённые великодушия Юпитер и Минерва! Благодарю вас, что сжалились над наихрабрейшим из сынов своих. Владиус, друг мой первый и самый дорогой! Но наконец-то ты очнулся. Живой! Ах, напугал-то ведь как. Я уже несколько дней подряд от тебя не отхожу. Вот рядышком с тобой всё сидел, молился богам и верил, что ты выкарабкаешься из лап неуёмного Плутона. Эх, как я же рад тебя видеть, друг мой!

Тихонечко облизав пересохшие от жажды губы, декан, не двигаясь, с прищуренным взором внимательно взглянул на застывший поблизости в искреннем восторге дружеский лик и, с придыханием выждав паузу, произнёс:

– И я рад тебя видеть, Максиан! Рад видеть и осознавать то, что и ты живой! Эх, сейчас бы испить хоть чуточку ободряющей горной воды. Жажда так давит, что сил нет терпеть. Ох! Максиан, а где мы сейчас?!

– Прости, Владиус, но тебе до поры строжайше велено воды не давать. Так что терпи, воитель. А вот что касаемо того, где мы сейчас… Мы в сущий момент, друг мой, в крепости Лугувалиум. А если быть точнее, то находимся в местном валентудинарии, где тебя медикус каструм благодаря своему немалому опыту и мастерству смог спасти. Он поведал мне, что ты много крови потерял, прежде чем тебя доставили к нему на лечение. Но всё равно доставили вовремя, слава богам. Да и стрела, бывшая главным очагом твоей раны, Владиус, к счастью, оказалась обычной, не содержащей ни капли ядовитых примесей. К счастью! Хотя я слышал от бывалых соратников, успевших повоевать в разных уголках нашей необъятной империи, что немало варварских вражеских племён с особой умелостью знают толковое применение своим местным ядам. Но ничего, главное, что нас обоих не убили. Меня также, как и тебя, ранили, правда, в голову. Помню, как крепко ударили вражеским остриём не то меча, не то топора. Слава Юпитеру, шлем оказался на редкость прочным. Сам переломился, но голове моей, словно ореху, не дал расколоться. Так что, конечно, рана получилась хоть и болезненная, но главное, не смертельная. Ха-ха! Хотя медикус каструм меня и предупредил, что ещё одно подобное ранение головы, и всё. Если уж мне и удосужится вновь выжить, то из армии тогда точно спишут, что для меня, Владиус, не иначе как будет подобно смерти.

– Но-но-но, раньше времени-то, я думаю, не стоит, Максиан, так безутешно драматизировать. Слышишь меня, ни к чему это пока. Лишь боги обо всём ведают, и не нужно их заранее гневить, пытаясь усмотреть или же хоть как-то предсказать своё будущее. Ты же сам сказал, что главное сейчас – это то, что нам обоим посчастливилось выжить. Так давай же вместе радоваться этому единому чувству, мой друг, и не теребить судьбоносные нити. Именно что радоваться, потому как я твёрдо уверен, что многим из нашего отряда сей жизненный порыв прочувствовать, увы, уж больше не удастся никогда. Да, а что там с остальными воинами?! Каковы потери?