Воин-монах на престоле

По сообщениям многих авторов, Юлиан, выступая в поход на огнепоклонников-персов, якобы объявил, что после своего победоносного (в чем он не сомневался) возвращения продолжит борьбу с христианами и христианством до победного конца, и не успокоится, пока не искоренит всю вредоносную «галилейскую» секту до основания. Так что и имени от нее не останется. Кое-кто из историков (и не только историков), без веских на то оснований, сомневался в том, что намерения Юлиана были в самом деле таковы. И ошибался.

С точки зрения августа-эллиниста – адепта мистического учения Ямвлиха, как и многих его современников, можно было прочесть волю неба в происходящем на земле. Поскольку же в начальный период своего правления Юлиану удалось осуществить свои желания и планы лишь в незначательной степени, он сделал из этого вывод, что недостаточно ревностно нес свою службу богам. И, несомненно, ошибся в выборе направления, вектора, заданного им своей релиогиозной политике. Принятые Юлианом меры были непоследовательными и половинчатыми, он допустил много ошибок, совершил немало упущений и не сделал всего, необходимого для оздоровления, санации вверенной ему богами Римской «мировой» империи.

Как видно, было недостаточно очистить от «галилейской скверны» окрестности храмов «праотеческих» богов, восстановить оракулы, примирить находящиеся под его верховным командованием земные вооруженные силы с силами небесными. Не следовало ли ему пойти гораздо дальше, прибегнув к обрядам, направленным на искоренение вредоносных влияний? Надо полагать, «отеческие» боги, к которым император, все сильнее одержимый страхами и опасениями, все чаще взывал, моля их даровать успех его благочестивым начинаниям, не упрекали своего усердного служителя в чрезмерном рвении, а скорее – наоборот. Присутствие «нечистых» христиан в подлунном храме мира, храме космоса, представлялось одержимому стремленьем к чистоте «царю-священнику», с учетом неблагоприятного для «родноверия» развития событий, прямо-таки осквернением этого «храма земного» и «мерзостью перед богами» (по аналогии с «галилейским» выражением «мерзость перед Господом»). Царь и священник Юлиан чувствовал себя призванным к тому, чтобы стереть с лица земли позорное пятно «галилейского безбожия», ведь на кону стояло спасение всей Римской «мировой» империи. Когда император-митраист, вопреки неблагоприятным предсказаниям прорицателей, готовился к переходу восточной границы империи, эти вопросы занимали мысли обновителя эллинизма не в меньшей степени, чем вопросы предстоящей «финальной» Персидской кампании.

Глава четырнадцатая Апология «отеческих» богов и полемика с христианами