Воин-монах на престоле

Объявив себя и став воином Гелиоса, Юлиан, по большому счету – лишь продолжил «солнцепоклонническую». религиозную традицию, заложенную еще последними выдающимися языческими императорами Римской «мировой» державы иллирийского, как и сам Юлиан, происхождения – Клавдием II Готским, Аврелианом и Диоклетианом. Да и вообще с давних времен весь римский мир поклонялся богу Солнца. А те узурпаторы, которые после Юлиана попытались повторить предпринятую им грандиозную попытку, приведшую его к гибели – возможно, Феодор и, вне всякого сомнения – Евгений и Аттал – были, подобно Юлиану, почитателями Митры. Подобно Юлиану, они также были духовидцами, чутко внимавшими оракулам и удостаивавшиеся видений-«инсайтов», но в то же время – учениками софистов с обширными литературными и философскими интересами. Однако в своем сочувствии к «малым сим», помочь которым и поддержать которых требовали от него «отеческие» боги, Юлиан несомненно превосходил всех своих последователей. Не зря Ливаний в своем надгробном слове выражал свое сочувствие и сожаление несчастным земледельцам, которым, после смерти Юлиана, грозила незавидная участь снова стать добычей жадного императорского фиска, этим обездоленным и вечно угнетенным, бесполезно взывающим к небу о помощи…

Глава девятнадцатая Последняя

Многие из желающих выразить Юлиану свое сочувствие и понимание, постоянно называют его глубоко противоречивой и болезненной личностью, охваченной постоянными сомнениями и колебаниями, с хаотичным мышлением, нерешительной в своих решениях, с вечно мятущейся душой и даже с подверженным периодическим помутнениям рассудком…Его великий план был-де всего лишь порождением личного настроения, измышленным севастом-фантазером без учета возможных последствий. Он-де всегда оставался в изоляции от чуждого ему, хотя и оказавшегося, по капризу переменчивой Фортуны-Тихи, под его управлением «кругом земным». Юлиана упрекают в чем угодно – в бестактности, постоянных колебаниях между чуждыми перспективам на реальное воплощение доктринами, незнании западной половины Римской «мировой» империи, маниакальной одержимости, чрезмерной впечатлительности, мечтательности и представлениях о верховной власти, свойственных мальчику, который так никогда и не повзрослел. Став – исключительно по воле случая, а вовсе не благодаря собственным заслугам, августом всей Римской «мировой» державы, Юлиан якобы вел себя крайне комично и неловко, как ментор-всезнайка или «коронованный софист». Наконец, нередко высказывается мнение, что Юлиан пролетел по небосводу, словно комета, метеор или быстро рассеявшееся облако – «тучка», упомянутая Афанасием Александрийским – ничего не создав и не оставив после себя, кроме недолгой и ненужной смуты, внесшей некоторый беспорядок в естественный ход исторического развития.

Спрашивается, так ли это? Попробуем найти ответ на сей вопрос. Образу Юлиана явно не пошло на пользу то, что он был единственным из представителей языческой эллинистической реакции на христианство, сумевшим занять заметное место в римской и мировой и церковной истории. В отличие от своих подражателей, неизменно превращавшихся, завладев царской порфирой, в марионеток – «макк(ус) ов», сиречь «дергунчиков» – в руках бессовестных и алчных «кукловодов», «царь-священник» на протяжении двух лет своего правления постоянно держал христианство, которому объявил войну на выживание, не только под контролем и, так сказать, «под прицелом». Юлиан создал у христианской церкви ощущение, что на нее обрушились все силы зла. Беспристрастные историки констатируют, что у новой, христианской веры, было мало «идеологических противников», представлявших для нее столь грозную опасность. Всего за несколько месяцев религиозная политика, проводимая августом-философом, привела к появлению множества ренегатов, отпавших, подобно ему самому, от христианской веры. Пяти лет правления Юлиана в ранге цезаря оказалось достаточно для возведения на границе римской Галлии прочного оборонительного вала против безнаказанно опустошавших ее прежде «немирных» германцев – вала, непреодолимого для «варваров» на протяжении еще целого столетия. Только представьте себе, уважаемые читатели, насколько бы замедлилось распространение христианства и соответствующее развитие религиозной жизни, особенно в языческих землях, если бы царствование Юлиана было более продолжительным… И, наконец, никак нельзя умолчать и о том, что, до нас дошло бы несравненно меньше памятников античной литературы, если бы не усилия августа-литератора Юлиана, направленные на ее сохранение.