Воин-монах на престоле

Констанций предложил претенденту на высшую власть и на руку своей августейшей сестры вынести вопрос о судьбе престола на рассмотрение самих легионеров, как своего рода третейских судей. Ветранион принял его предложение. Первым с речью к легионам и авксилиям обратился август Констанций. С присущим ему – особенно в минуты опасности – красноречием он напомнил легионерам и авксилариям о всегдашней щедрости своего отца Константина Великого к военному сословию и о клятвах верности, принесенных римскими легионами и авксилиями его, Константина, «солнечной» династии. Войска разразились бурными рукоплесканиями, переходящими в овацию, настолько впечатлившую Ветраниона, что старый рубака (вспомнивший, вероятно, что и сам в свое время присягал на верность дому Вторых Флавиев) пал ниц к ногам Констанция, моля его о прощении и о пощаде. Милосердный август Констанций II ограничился тем, что отобрал у раскаявшегося узурпатора знаки власти, после чего обнял его, назвал своим отцом и самым учтивым образом пригласил прощенного «дукса» (то есть, в переводе с латыни, полководца) на обед в свой императорский шатер. А затем отправил честного (хотя и недалекого) служаку в город Прусу (нынешнюю Бруссу в Турции), предоставив в его распоряжение свой тамошний дворец, где неудачливому и незадачливому претенденту на престол было милостиво дозволено прожить на покое остаток своих дней, ни о чем не тужа и ни в чем не нуждаясь. Мало того! Проявив совершенно исключительную вежливость, август Констанций, несмотря на занятость, нашел время написать Ветраниону в Прусу любезное письмо, в котором довел ему до ума все преимущества мирного и тихого заката жизни, свободного от забот, постоянно снедающих глав государств.

На этот период возобновившихся в Римской «мировой» империи после краткого периода затишья гражданских войн приходится и еще один эпизод, не менее наглядно демонстрирующий, сколь высоким авторитетом и сколь глубоким уважением пользовались у «потомков Ромула» все те, в чьих жилах текла царственная кровь Флавиев. Юлий Непоциан (чье полное имя было, как и у всех римских аристократов-нобилей, гораздо длиннее – Флавий Юлий Попилий Непоциан[88] Константин)[89], племянник Константина I Великого, сын сводной сестры равноапостольного царя – Евтропии – от консуляра Вирия Непоциана, гордясь своим высоким происхождением, счел себя вправе претендовать на царскую диадему и порфиру, з июня 350 года Непоциан был провозглашен императором и сумел завладеть италийским Римом на Тибре.

Однако власть этого вполне законного потомка Константина I над Ветхим Римом (и, теоретически, над всем Западом Римской империи) продлилась всего-навсего двадцать восемь дней (за это время он успел отчеканить монеты со своим изображением). Потерпевший поражение от Марцеллина, военачальника своего соперника – Магненция, – Непоциан был схвачен и убит. Его отрубленную голову, насаженную на копье, как голова какого-то презренного разбойника с большой дороги, пронесли на всеобщее обозрение по «Вечному Городу». Возможно, вследствие этих событий, Магненций, стремясь привлечь на свою сторону население Первого Рима, решился дозволить своим языческим единоверцам возобновить их ночные торжества и жертвоприношения. Что было равнозначно неограниченному дозволению на отправление тайных культов и магических практик вообще.

Профиль цезаря Клавдия Констанция Галла, сводного брата Юлиана, на римской монете