Воин Русского мира

На него обрушились ледяные потоки. Невероятно, откуда взяться большой воде, ведь ручей едва теплился? Травень очнулся по пояс в холодной, пахнущей дерьмом жиже.

— Вы не подавали ему ведро? — первый голос звучал строго, начальственно.

— Подавали, — второй голос казался родственно-знакомым.

— Тогда откуда там дерьмо? Смотри!

— Значит, он гадил под себя.

— Вот теперь и сажай его, обгаженного, в мою машину.

— Может, сначала помыть его?

— Просто окати из шланга.

— Как будем поднимать его наверх? — Вот и третий голос, совсем чужой.

— Легко! Он же в сознании! Эй, Травень! — Теперь Сашка узнал Терапевта.

Он поднял голову. Так и есть — три силуэта: Стас, Барцу и Данила-Терапевт.

— Я предупреждаю вас. Он всё ещё опасен. — Терапевт плюнул. Шлепок желтоватой слюны закачался рядом с Травнем на поверхности воды.

— Он нас предупрэждает! — фыркнул Барцу. — Эй, человек, хвати веревка.

Травень кое-как обтер лицо, проморгался. Перед ним висела веревочная петля. Он привычно продел плечи в петлю и с трудом стянул её на талии. Подъем из ямы проходил в штатном режиме. На поверхности, в центре покрытого старым асфальтом, обсаженного тополями двора, Травень скинул штаны и поспешно опростался.

— Ну ты даэшь! — фыркнул Барцу.

Шуратка мелькнула невдалеке, за стволами тополей, стремительно скрылась в полумраке сарая. И это хорошо. Ей ни к чему сейчас смотреть на него. Терапевт явился с зеленым армированным шлангом. Он приоткрыл краник на конце и осторожно, стараясь не тревожить раны, стал поливать Травня. После окончания водных процедур, снова появилась Шуратка. Она принесла сверток с чьей-то недавно стиранной одежей и бельем.

— Переодевайся быстро, — командовал Стас. — Мы торопимся. Наш ждет господин Сильвестр. Я договорился об обмене.

— Я не стану заголяться посреди двора, — фыркнул Травень.

Стас, зыркнув на растерянную Шуратку, приказал Барцу отвести пленника в гараж. Шуратка поплелась следом.

Гаражом оказался жаркий и темный сарай из кое-как сваренных листов железа. В незапамятные времена стены сарая внутри и снаружи окрасили ядовито-зеленой краской. В гараже пахло машинным маслом и пригоревшей кашей. В углу на сваленных грудой старых матрасах лежала тонконогая кукла. Её изумительно-розовое, кружевное платье казалось свежим, только что сорванным и оброненным беспечною рукою цветком.

— Бумажный Тюльпан, — хмыкнул Травень и насупился.

Радовало всё: и холодная вода, которой его окатил Терапевт, и относительная телесная частота. Даже саднящая боль во всем теле казалась счастьем. Он всё ещё жив. Он может дышать. Он может убивать. Он обязан скрыть своё торжество. Шуратка настороженно посматривала на него, то и дело закрывая глаза ладошками. Её крошечное личико было белее бинтов, пышной короной обрамлявших голову.

— Как ты? — спросил Травень.

— Та ничего!

Барцу встал у входа. Шага не сделал внутрь гаража. Застыл с автоматом на груди. Утренние лучи били ему в спину, а он, Травень, ударит его спереди в основание шеи. Пусть только девочка уйдет. Снаружи взревел движок «Нивы».

— Не педалируй! — взревел кто-то из Землекопов. — Движок скоро сдохнет. Хорошо, хоть завелся.

Травень глянул поверх плеча Барцу, наскоро оценил повреждения. «Джихадмобиль» Землекопов не шибко пострадал в схватках с Пастухами. Ну, подкоптился, ну, получил дюжину пробоин в кузове, ну, не работает задняя передача — не более того. Барцу тоже сосредоточенно наблюдал, как трое ребят в камуфляже — местная деревенщина из числа новобранцев, пыхтя и потея, молотя берцами щербатый асфальт, толкают автомобиль руками, упираясь руками в капот и решетку радиатора.

— Уходи, девочка! — прошептал Травень со всей возможной строгостью. — Мне надо переодеться.

— Ни! Я тут мешкаю. У штаб йти боюся. Там солдати. Вони так дивляться… А тут дядько Данила мене захищае. А вдома теж не можу. Там порожньо и всюди кров.

— Тише!

Травень, сдерживая стон, принялся избавляться от пропахшей дерьмом одежды. Промокшая ткань плохо поддавалась ему. Израненные пальцы саднили. Шуратка кинулась помогать. Она умело шуровала одной здоровой левой ручкой, правую берегла, веки плотно сомкнула. Её душила дурнота.

Ненависть сочилась алыми каплями из Сашкиных ран. Эх, не растерять бы всю, не оставить на грязном полу гаража. Пусть хоть малая толика её достанется этому вот…

— Ви што там возитэсь? Уж не трахаешь ли ты девчонку, Травень? Если вздумаешь её поиметь — знай, Стас тебя тут же пристрелит. Девчонка его. Понял?

— Понял, — отозвался Травень.

Надо как-то застегнуть гульфик. Стыдно с расстегнутым-то к господину Лихоте в хоромы ехать. Он показал Шуратке, что надо делать. Девчонка с усердием закусив нижнюю губу, принялась исполнять.

— Ты скажи-ка мне вот что, Барцу. Просто повтори за мной.

— Чито?

— Повторяй. Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым.