Воин Русского мира

Кургузого пришлось тискать, мять, массировать, как какую-нибудь фригидную барышню с высшим гуманитарным образованием. Травень старался не менее получаса, прежде чем выжал из кургузого вопль о помощи, больше походивший на предсмертный хрип. Железная дверь отворилась. В щель высунулись несколько обкуренных мышиных рылец.

Рация ожила в тот момент, когда борьба за дверь вступила в свою решающую фазу. Травень успел втиснуть в щель между полотном и косяком левые ногу и плечо. Мышиное стадо из последних сил налегало на дверь изнутри, подбадривая себя пискливой бранью. Тогда-то черная коробка на плече Травня и зарычала голосом самого Сильвестра:

— Сильвестр вызывает Киборга.

Отпор мышиного стада ослаб. Дверное полотно перестало вдавливать Травня в косяк.

— Здесь Киборг. Слушаю Сильвестра, — продолжала громогласно вещать черная коробка.

— Я нашел Вестника.

— Информация принята, — голос Киборга дрогнул.

Травень со свей силы ударил по двери кулаком, и та с грохотом ударилась о стену. Коридор за дверью оказался пуст. Сашка маршировал по темному проходу под аккомпанемент отчаянной, многоязычной брани Сильвестра. Далеко впереди корчился в конвульсиях источник холодного, белесого света, прыгали, вздрагивая тени, слышалось утробное бум-бум-бум.

— Вестника прикончил вор, — таков был вполне разборчивый финал длинной тирады Сильвестра.

— Информация принята, — повторил Киборг.

— Найди его! — взвыл Сильвестр.

Травень на ощупь нашел нужную кнопку, и черная коробка наконец замолчала.

* * *

Танцпол. Вип-зона. Смех и грех! Цементный пол ДК «Маяк» когда-то, в стародавние времена, был выкрашен рыжей краской. В те же, давно миновавшие времена, в Доме культуры функционировал кинозал, работали драмкружок и музыкальная школа, а субботними вечерами молодежь собиралась на танцульки. Молодежь дергалась на этом самом рыжем полу, облитая семицветной феерией светомузыки. Пьяных быстро выбрасывали за дверь. Буфета не подразумевалось в принципе. Танцоры являлись в клуб уже сытыми, основательно заправившись пивом марки «Жигулевское». Девушки, посещавшие субботние танцульки в «Маяке», делились на доступных и приличных. В те времена женились рано, разводились редко, зубной порошок продавался в каждой галантерее в цилиндрических белых коробочках с улыбающимся, желтоволосым карапузом на этикетке.

Нынешняя цветомузыка оказалась бесцветной. Вращающиеся прожекторы орошали зал белым, холодным светом, вырывая из мрака изломанные, тщедушные фигуры. Черно-белые краски мышиного мирка разбавляло синее, тряпичное убранство бывшей сцены бывшего клуба. Травень с удивлением признал лазурный плюш кулис. Во времена его юности лазурные кулисы торжественно разъезжались на стороны, являя публике в зрительном зале сцену ДК и заранее приуготовленное зрелище на ней: белый киноэкран или хор горного училища, или струнный оркестр училища музыкального.

Ныне кулисы обрели новую жизнь. Руки неизвестного умельца задрапировали синим плюшем высокий помост, построенный над сценой. На помосте ритмично дергались три девицы — группа «гоу-гоу». Девушек подобрали, что называется, не в масть. Одна казалась слишком молоденькой — лет четырнадцати, не более. В низком вырезе её кофточки Травень разглядел выпирающую грудную кость и два рядка ребер. Другая девушка ему понравилась больше, но для группы «гоу-гоу» также не очень-то подходила из-за избыточной полноты. Однако танцевала она красиво, и Сашка, подмигнув ей, приступил к осмотру третьей девицы. Эта вполне соответствовала стандарту московских клубов, но казалась слишком усталой, и от неё добиться ответной улыбки так и не удалось.

Тут же, на плюшевом помосте, расположился диджей — чудовищно некрасивый парень, ослепленный светом направленных на него прожекторов, потный, с выражением неподдельного величия на челе. Непосредственно под помостом, на пространстве, обычно обозначаемом в ночных клубах, как вип-зона, резвилась мышиная элита — плохо различимые в мигающем свете, мелькали синюшно-бледные, искаженные лица, волосы, руки. Справа посверкивала стальной отделкой барная стойка. Зайчики плясали в стекле пустых бокалов. Вдоль стойки длинной чередой стояли высокие табуреты. За стойкой суетилась пара барменов. Травня рассмешила заскорузлая, совковая надменность истых работников общепита, навек запечатлевшаяся на их деревенских лицах.

— Наверное, я старею, — пробормотал Сашка, направляясь к барной стойке. — Где же тут у вас «Буратино» и томатный сок?

Ассортимент напитков, представленных на полке за барной стойкой, не порадовал изысканностью. Да и не соответствовал он представлению Травня о безалкогольном баре. Дешевое пиво, крепленое и не очень, энергетики, паленый «Метакса», кока-кола, слишком дорогая водка неизвестных ему брендов. Травень выбрал «Хортицу» и попросил разбавить пятьдесят граммов водки апельсиновым соком из пакета. Надменный бармен щедро насыпал в его стакан льда. Музыка умолкла на пару минут как раз в тот момент, когда Сашка поднес стакан к губам и сделал первый глоток.

— Напиток настоящего телохранителя, — сказал кто-то совсем рядом с ним.