Воин Русского мира

— Послушай! Петька странный. Он и до войны был таким, а сейчас вообще… — Тесемки «кикиморы» по-прежнему давили на горло.

Ох, уж эта ненависть! Не вдохнуть не выдохнуть. А Травень смотрит так, будто взглядом проникает под одежду. А на ней и «кикимора», и курточка, и тельник. Вика почувствовала, как щеки её наливаются жаром.

— …ему ставили диагноз… аутизм… ему трудно с людьми — всем и всему дает свои имена и названия. Не пойми-разбери, что имеет в виду… И не спрашивай больше! Не приставай!

Последние слова выскочили вон вместе со злыми слезами. Словно услышав её, движок БМП взревел. Броня дернулась было, подалась вперед, но снова замерла на месте. Из люка показалась голова Хоменко.

— Шо Матадор не выходил на связь, чи шо? — спросил дядя Илья.

— Нет! — бросила Вика и снова уставилась на Травня.

— А шо то за хлопец? — не отставал дядя Илья.

— Та ты не впизнаешь? — встрял Травень.

Дядя Илья на миг замер. И этот знает папкиного дружка! Ну, сейчас начнется!

— Куда везешь девку, старый хрыч? — оскалился Травень. — Под пули её сунешь?

— А чим вона краще моих сынов? — Хоменко мигом озлился.

— Шо?

— Та ты откудова вылез-то? Лет двадцать тебя не бачили и вот на… — Дядя Илья уж по пояс высунулся из люка БМП. Не случится бы плохому, драке, например.

— Дядя Илья, это папкин товарищ, дядя Саша, — выдохнула Вика.

— Та знаю я Травня! Це Травень чи ни?

— Травень! А то кто ж? А ты, старый хрыч, почему сыновей своих на «броню» не сажаешь?

Вика спрыгнула с машины, попыталась обнять Травня. Ах, какой он твердый! Не человек — скала. Вика приподнялась на цыпочки.

— Дядя Саша! Послушай!

Он склонился к ней обнял так крепко, что проклятая ненависть её стекла холодным потом под лохмами «кикиморы» да к ногам, впиталась в землю — и нет её. Снял и откинул за спину капюшон «кикиморы». Гладит её косу. Так странно! Разве волосы могут осязать ласку? Волосы не грудь, не живот…

— Слушаю, милая. Говори, — шепчет Травень ей в ухо.

— У дяди Ильи все сыновья погибли. Все! — шепчет она. — Только один, младший, ещё жив, но и он всё равно что мертвый.

— Как это? Зомби чи шо?

— Не смейся! Анрейка Хоменко трет десны «зубным порошком». Втянулся. Нет порошка — и ломает его. Ох как ломает!

Она едва не завалилась на спину, когда Травень оттолкнул её. Лицо его сделалось твердым, как мускулы на плечах.

— Шо, дядя Саша?

Травень ткнул толстым пальцем в круглый лейбл на её рукаве — эмблему, опознавательный знак, новшество, введенное Стасом сразу по прибытии его в Пустополье. На черном фоне человеческий череп и две перекрещивающие кости. По кругу надпись: «Чаю воскресение мертвых, и жизни будущего века. Аминь».

— Шо?..

Как холодно, когда он так смотрит!

— Это чтобы отличаться от Пастухов.

— Символ веры?..

— Шо?..

— Твой папка говорил, ты на учительницу учишься. Русский язык и литература.

— И шо?

— Так говори по-русски правильно! Русские говорят «что»! И чтоб без мата мне!

По обыкновению сначала заскрежетал растревоженный помехами телефон в левом кармане, а потом уж ожила рация, но опять не её, а Травня.

— Киборг вызывает Трубача! — прорычала рация.

— Трубач слушает! — На этот раз он сразу нашел нужную кнопку.

— Ярослава Лихоту видели в ночном клубе «Созвездие». Это на…

— Я знаю где это! Бывший ДК «Маяк».

— Так точно!

Травень оживился.

— Илья Сергеич! Сдай в сторону. Я отъеду.

БМП тронулась с места, сдвинулась на несколько метров, освобождая путь внедорожнику. Вика запрыгнула на броню проворно, будто вправду боялась, что уедут без неё. «Туарег» выскочил на проезжую часть в тот момент, когда из-за угла дома вывернулись Клоун и Чулок. Видел ли Травень их? Неужто сынок Лихоты по пустопольским кабакам шарится? Вот бы посмотреть! Кто-то дернул её за лохмы «кикиморы».

— Матадор просьил передат тебе, красотка, что всие путии чистые, — проворковал Клоун, сверля Вику черным взглядом.

— Тогда сигай на броню, — буркнула она. — То есть залазь, полезай… Тьфу!

Клоун уселся рядом. Плечом к плечу прижался. Тоже ходок. Тоже одеколоном воняет. Гадость!

— Ещьё Матадор просьил передат… — начал Клоун и остановился. Ждет-пождет, когда она на него посмотрит.

— Что?

Чернее ночи его зрачки, черна радужка. Лицо узкое, инородное. Щетина начинается у самых глаз. Жуть.

— …ещьё: командую опьерацией я. Ты — пышной красоты девьица, но всего лишь снаипер. Да! Снаипер!

* * *

Те же тополя, та же посыпанная мелким щебнем дорожка. По обочинам — плотные заросли бузины пополам с почерневшими остовами прошлогодней крапивы. Летом там хорошо прятаться. Можно заниматься чем угодно: хочешь — любись или в «дурака» с приятелями перекинься.

Эх, сколько ж в Пустополье было мест, пригодных для всяких интимных занятий! Кажется, именно в этих зарослях в конце семидесятых обнаружили труп местного хулигана Кольки Рукавцова. Искали его неделю. Никак не могли найти. А теперь, когда тело Риты Середенко грузили в труповозку, соседи сбились стайкой, смотрели с опаской, но не изумлялись. Нет, не изумлялись. А в те времена, в прошедшем веке, когда война казалась всего лишь одним из мифов умирающей идеологии, молодёжь носила брюки-клеш и батнички с острыми воротниками.