Воин в поле одинокий

Без обвинений и высоких слов
Мне воронёный ствол упрёт в затылок
Эпоха рынков, нищих стариков,
В кошёлки собираемых бутылок.

Эпоха, где уже не на кресте —

На поручнях промёрзлого трамвая
В раздавленной телами пустоте,
Распяв, тебя сейчас же забывают.

Где, как во сне, без голоса кричать,

И погибать в слепом бою без правил,
Где горького безумия печать
На лоб горячий кто-то мне поставил.

Где получувства точат полужизнь,

И та привычно, и почти не страшно,
С краёв желтея, медленно кружит,
И падает в архив трухой бумажной.

Где время, обращённое в песок,

Сочится, незаметно остывая,
И отбывает слишком долгий срок
Душа — на удивление живая.

Из книги «Геометрия свободы» 2004

«Когда Фонтанки вспухшая вода…»

Когда Фонтанки вспухшая вода
В безмолвии пугающе-несытом,
Как будто часа ждущая беда
Шевелится под вздыбленным копытом,

Когда в обнимку пляшут свет и тьма,

На бронзовой уздечке удавиться
Тут можно. Или нет — сойти с ума
И дальше жить. Никто не удивится.

И на мосту, средь скачущих теней,

Где всё и вся равны и равно ложны,
Не так уж сложно удержать коней,
И только напоить их — невозможно.

«Здесь заплакать нельзя и нельзя закурить…»

Здесь заплакать нельзя и нельзя закурить,
Во весь голос не то что кричать — говорить.
Водка пахнет сивухой, вода — солона,
И на стену в ночи наползает стена.

Утро щёлкает плетью, а по вечерам

Кто-то ищет меня в перекрестии рам,
И холодного зеркала пристальный взгляд,
Словно блик на штыке, словно окрик «назад!».

Этот дом, он как зверя меня обложил,

Коридорами, лестницами закружил.
Я — живая мишень, я на злом сквозняке
Своё робкое сердце держу в кулаке.

«А во дворе густой туман похож…»

А во дворе густой туман похож
На волглое бельё с казённой койки.
Из форточки сочится запах стойкий,
И по спине волной проходит дрожь.

Гуляют сквозняки. Мои шаги

Пересекают вектором движенья
Невидимые петли и круги
И гаснут в коридорном средостенье.

На грани фола — жизнь. В чужой уют,

В трёхмерное пространство неумело
Я год за годом втискиваю тело
И душу, перекрученную в жгут.

И только заоконный мой двойник

Изученно-неведомой природы
Так тих и светел, словно он постиг
Простую геометрию свободы.

«Отец мой был похож на волка…»