Воин в поле одинокий

Колбу с мелким песком мой ребёнок однажды взял в руки,
Повертел-покрутил её, но разобраться не смог,
И спросил меня: «Мама, а что же внутри этой штуки?»
И сказала я в шутку: «Там прячется время, сынок».

И проснулось оно, получив наконец воплощенье,

И быстрей потекло — зримый образ себя самого,
Не страшась обвинения и не нуждаясь в прощенье,
Устремляясь вперёд, не щадя на пути никого.

Вот оно, завихряясь, бежит в никуда сквозь воронку,

Вот на полном ходу целит в заледеневший висок…
«Я его повернул!» — сын смеётся беспечно и звонко,
И обратно стекает в часах золотистый песок.

Картина на задней стенке шкафа

Грифелем на задней стенке шкафа
Резкими, летящими штрихами
В романтических шестидесятых
Кем-то нарисована картина:
На скале — сосна, а дальше — море
С чайкою, парящей над волнами.
Замер над чертою горизонта
Парус, в самом деле одинокий.
Впрочем, одиноки все: и чайка,
И скала, и дерево… Пространство,
Вырвавшись из плоскости фанеры,
Кажется глубоким и бескрайним.
Только тот, кто жил в стране огромной,
В городе холодных, чётких линий,
В коммуналке, в уголке за шкафом —
Странный сплав тоски литературной
И живой необъяснимой боли —
Мог, придя с работы, заниматься
Сотворением своей вселенной
Грифелем на задней стенке шкафа.

«Время порою теряет с пространством связь…»

Время порою теряет с пространством связь,
Чуть замедляясь в полуночном повороте,
Не узнавая ритма шагов, давясь
Корками эха в щербатых ртах подворотен.

Звёзды ныряют в шапки вороньих гнёзд,

Скручивают ветвей оголённые нервы.
Яростно вцепившись в собственный хвост,
Час последний вклинивается в первый.

И в темноту, бездонную между крыш,

Вслушиваясь чутко и напряжённо,
Кошка Свободы подстерегает мышь,
Снующую у самых ног Аполлона.

Штампы

Что поделать нам всё же
К славе Господа вящей
С неумытою рожей
И душою болящей,

С этой песней несложной

О лихом атамане,
С горькой пылью дорожной
Да дырою в кармане,

С этим ножичком вострым

Да с конём в чистом поле,
С балаганчиком пёстрым,
С бесприютностью воли,

С воровскою повадкой,

Да со щучьим веленьем,
Да с конфеткой-помадкой,
Да с дурным умиленьем,

С этой пьянкой-гулянкой,

С этой кровью-любовью,
Да судьбою-обманкой,
Да свечой в изголовье.

С этой тёмною ночкой,

С этим тёмным перроном,
И с последнею строчкой,
И с последним патроном,

С резким посвистом ветра,

С резким посвистом птицы —
Всем, что примут два метра
Неродящей землицы?

«Неужели, о Господи…»