Природа страха рождает также рассказы о десятках убитых врагов. Это непросто склонность врать, ведь ложь — это альтернативная реальность. Многие люди, рассказывая небылицы, воспроизводят их у себя в голове. Напоминает бред шизофреника, но с той лишь разницей, что шизофреник не отличает свой бред от реальности, а этот, пока трезвый, отличает. В пьяном угаре шизофрения полностью побеждает, и человек сам верит своим историям.
Однажды меня заинтересовал момент: трое разных людей, которые не знали друг друга, рассказали практически одну и ту же историю. Якобы они участвовали в какой-то засаде, в ходе которой было уничтожено 32 единицы бронетехники. Меня заинтересовала цифра 32. Почему больные называли именно эту цифру?
Я понял, что «32» символизирует определённую опасность или врага. Почему 32?
Конечно! 32 зуба!!
Так работает наше подсознание. Страх, вылезая из подсознания, должен приобрести понятные материальные формы. В данном случае это зубы. Когда мы говорим «беззубый», это означает слабый. Или говорим «откусываться», т. е. активно сопротивляться. Зубы — это всегда прообраз агрессии («показал зубы»).
Внутри людей сидел демон (страх), какой-то страшный внутренний враг, которого они хотели победить, и вот, рассказывая про сожжение 32 единиц техники, они его как бы побеждали.
Ночь прошла спокойно, если не считать бесконечной трескотни пулемётов. Дежурил я с Сёмой, это был тот человек, на кого я опирался в отделении. Он приехал из России летом 2015 года. До этого служил по контракту снайпером в Российской армии где-то на Северном Кавказе. Почему-то не захотел служить в снайперском взводе нашего полка, а пошёл в пехоту. Я запомнил его, когда делали обход со связистами. Производил хорошее впечатление. Главным его достоинством была дисциплина и умение бесшумно сидеть в течение длительного времени. Также он хорошо разбирался в стрелковом оружии и умел устранять мелкие неисправности. Почему-то считается, что автомат Калашникова действует всегда безотказно, но это не так. У нас в роте с началом боёв в Промке пришлось поменять шесть автоматов. На нашем посту было два ПК, один из которых тоже вышел из строя.
Конечно, в большинстве случаев это связано с неправильной эксплуатацией или, например, просто дебилизмом: наш Женя увидел новые АК и решил спиздить оттуда боёк. Логика простая: «мой боёк подызносился». В итоге его автомат перестал стрелять очередями.
Женя вообще был очень странный парень, с явными психическими отклонениями, но очень полезный. Умел многое делать своими руками и готовить. Если бы его просто задействовать на хозяйственном фронте, то не было бы ему цены, но как боевая единица он был не слишком ценен. Мне его иногда было жалко. Дом его остался на оккупированной территории, и было видно, что Женя по нему скучает. Из родных — только сестра, с которой он каждый день созванивался. В увал ему ходить было некуда. Места в казарме у нашего батальона тогда ещё не было, и Женя ходил в увал только с получки. Снимал квартиру посуточно, стирался, приглашал проститутку, а через сутки-двое — домой, в окопы. Раньше они служили с Ваней в Красногоровской роте «Востока», про которую рассказывали какие-то ужасные вещи, которые даже меня заставили удивляться.
Ванька был местным парнем из Донецка. Храбрый, работящий, весёлый, но уже алкаш. Это уже отпечаталось на его лице.
Ещё с нами на посту были Ренат и Таня. Ренат раза три сидел, был ленив и трусоват. Кстати, Женя и Ваня тоже сидели, но только на тюрьме, до лагеря не доехали.
Отдельная история — это Таня. Женщина без возраста. На вид за 50, но на самом деле, наверное, в районе 45. Если бы я был режиссёром и мне нужна была женщина на роль ал-кашки в последней стадии, то Таня сразу выиграла бы этот кастинг. Она утверждала, что она снайперша, и вечно рассказывала, что почти договорилась о том, что ей дадут СВД. Вначале я подумал, что она может помогать нам по быту, но она с ненавистью блеснула своими стрелками и заявила:
— Я солдат, такой же, как и все. Я снайпер!
Понятное дело, что она не могла быть «как все», так как мы строили укрепления и нужно было целый день таскать тяжести. Договорились о том, что она будет дежурить, пока мы окапываемся.
Она страдала какой-то особой формой шизофрении: про любой выстрел она говорила, что это по ней «работает снайпер». Все знали об этом и просто посмеивались. Так как она сама считала себя снайпером, то сразу организовывала собственную контрснайперскую борьбу, которая выражалась в стрельбе во всё вокруг. Однажды я застал её во время такой «операции». Вокруг было слышно звуки интенсивной стрельбы, некоторые пули пролетали мимо нас. Таня высовывалась в окно и била куда-то очередями, приговаривая:
— Ну давай, сука! Сейчас ты получишь!
Снова очередь.
— Я вижу, ты бессмертный! — кричала Таня воображаемому врагу.
Когда стрельба стихла, Таня достала косметичку, высунулась в окно (в комнате темновато) и начала наводить красоту.