Война

Он взял изрисованные листки и зло разорвал их. Сидел опустошённый, как бутылка водки на столе. За окном стемнело, и остальные ветераны уже давно исчезли. Собеседникам надо было тоже собираться. В хмельной усталости Сербин подытожил:

— Вот пишут, в Афгане погибло не менее ста тысяч их жителей. На мой взгляд, намного больше. Ради своего светлого будущего… — съёрничал он.

— Самым адским оружием для них были «Грады». Спастись от такой напасти можно было, лишь услышав залп и сразу спрятавшись в кяризы. Да многие ли успевали?! Наши снаряды и бомбы не различали, мирный житель или душман. Это в Политбюро и Министерстве обороны видели перед собой карты и лозунги о помощи «братскому народу». Я видел, как в гроб клали полголовы или оторванную ногу с сапогом. Неужели это сто̀ило какой-то революции? Научили бы афганцев всему, что умеем, да вывели бы армию оттуда. Уже теперь, в годах, я многое переосмыслил. Тогда советская идеология прочно сидела в моих мозгах. Да и наших солдатиков погибло не пятнадцать тысяч, а намного больше, если учесть умерших от ран.

Официальная точка зрения — полная брехня! По ней получалось, операция отчасти успешна: инфраструктура моджахедов разрушена, в плен попал даже соратник Масуда. Однако большинство военачальников считают операцию провальной. Что толку? Итогом был временная смена власти в Панджшере. Да, противник утратил единое управление, понёс потери в людях, сам Масуд скрылся. Затем вновь сформировал вооружённые отряды, укрепил разрушенные оборонительные позиции. Задача о полном контроле над ущельем была невыполнима, поскольку требовала большого количества сил и средств. Мало того, выяснилось, что заговорщики в правительственных войсках планировали напасть весной на части советской армии! Лишь благодаря нашей контрразведке и ХАДу были приняты срочные меры по аресту многих афганских солдат и офицеров. Ладно, давай, действительно, расходиться. А то закроют, будем тут куковать.

Одевшись, они вышли на морозный воздух. Спустились по гранитной лестнице Дома офицеров. На разлапистых ветвях елей у входа лежал снег. Ярко горели фонари на площади, по которой проносились одинокие автомобили.

Ветеран скоро скрылся в сумерках улицы. А журналист сел в свою «Хонду». Завёл двигатель, чтобы он прогрелся, и всё размышлял над невольной исповедью. Из интернета помнилось, как в той военной компании — прямо через год — случилась не хуже драма со спецназом у кишлака Даридам. Кровавая бойня уже не номер пять, а неизвестно, какая по счёту! Конечно, погибло меньше бойцов. Но и тогда подвело бездарное армейское руководство. Оно ничему не научилось толком.

Война ещё та стерва! Она не прощает промахов — неправильно поданной команды или неверного её исполнения. После шаг вправо-влево, и ты труп! Причём возможна не только твоя гибель, но также твоих товарищей. Вот в чём проблема. Сербин всё понимает, но не признаётся даже себе, что война не просто страшна, а противоестественна человеческой сущности. Он не глуп, и бежит от лишних вопросов. А Родина — что это? Родные места и родственники, но не другая страна. И чужая глупость обернулась для кого-то смертью, а для кого-то лёгким испугом, словно мальчик порвал штанишки.

Журналист выжал газ и поехал, как бы что-то для себя решив. В уме надоедливо мельтешило: «А затем бравурная музыка, хлопанье знамён на ветру, чёткий шаг караула и проникновенные речи со слезинкой. Как же без пафоса! Надо же оправдывать правдивую ложь и личную подлость говорящих. «Суровая необходимость, злобные враги, долг перед родиной, патриотизм, ради которого надо отдать жизнь». Чужую, но не собственную. По-моему, настоящий герой — это тот, кто защищает собственную родину. А политики всегда найдут оправдание скрытным намерениям, дабы снять с себя ответственность. Такие словоблуды и бездарные командующие могут ещё не раз довести Россию до беды и в будущем — после этой перестройки. Но что̀ сказали бы им восставшие из могил? Как же легко всё оправдать долгом перед химерами, которые сами же придумывают. Так же, как легко порвать бумагу. Но порвать память невозможно».

Лишь бы не было войны

Посвящается Е. Р. и её матери

Термометр за окном показывал -7. Анжела чуть поджала губки: «Вот тебе марток — одевай двое порток! А ещё неделю назад потеплело не на шутку!».

Да, в конце февраля Анжела даже приоткрывала пластиковые окна, так как батареи жарили нещадно. И тут — неожиданное похолодание. Пасмурные облака вновь накрыли серым пятном весь город.

Женщина вздохнула, с неохотой вытащила из гардероба зимнюю, песочного цвета, куртку. Оделась, глянула на себя в зеркало: «Пока ничего ещё, шатеночка, выглядишь… Куртка, вроде, не сильно полнит, лицо без макияжа тоже вполне симпатично». Пшикнулась духами «Живанши-Интердит», с грустью поиронизировав: «Скоро с санкциями наших заклятых друзей «Красную Москву» полюбишь». И шагнула за дверь.