Война Алой и Белой розы. Крах Плантагенетов и воцарение Тюдоров

Но за место под солнцем пришлось побороться. В январе 1454 года королева, оправившись от родов, заявила свои права на власть. Маргарита долгое время была близка к Сомерсету и королевскому двору, через который решалось так много вопросов, и, похоже, намеревалась бороться с господством Йорка любыми способами. Онемевший Генрих не узнавал сына. Когда Маргарита и Хамфри, герцог Бекингем, привезли младенца в Виндзорский дворец, чтобы показать отцу, «все их труды оказались напрасными, так как уехали они, не услышав ни единого слова, не заметив никакого выражения, кроме лишь того, что он однажды взглянул на принца и опустил глаза». Тем не менее было ясно, что благодаря ребенку Маргарита могла выстроить другую, противостоящую Йорку линию власти. После наступления нового года она обнародовала «билль из пяти статей», в котором требовала «власти над всей этой землей», права назначать всех важнейших государственных служащих, шерифов и епископов, а также «значительного [содержания] для короля, принца и ее самой»[192].

Требования Маргариты были дерзкими, но такое уже случалось раньше. Женщины в XV веке редко оказывались у власти, однако подобные примеры были, в том числе и в английской истории: королева Изабелла в качестве регента при Эдуарде III правила с 1327 по 1330 год, а до нее Алиенора Аквитанская получила обширные властные полномочия в период правления ее мужа Генриха II и сына Ричарда Львиное Сердце. Что еще более существенно, будучи ребенком, Маргарита видела, как ее мать и бабушка управляли Анжу и Неаполем, пока герцог Рене изнывал в плену[193]. Но в кризисный период 1453–1454 годов английские лорды (и в этом Палата общин была с ними согласна) меньше всего хотели экспериментировать с новой — женской — формой правления. «Билль» Маргариты был любезно отвергнут. Чтобы как-то успокоить королеву, 15 марта 1454 года пятимесячный Эдуард стал принцем Уэльским и графом Честером. Это был максимально возможный компромисс.

Через неделю умер близкий союзник Маргариты, кардинал Кемп, архиепископ Кентерберийский и канцлер Англии. В отчаянии лорды послали к королю делегацию, надеясь, что удастся уловить хоть какой-то намек на то, кого король видит новым архиепископом. И снова, как они доложили парламенту, живо интересовавшемуся состоянием короля, им не удалось добиться «ни ответа, ни знака». Лорды уехали «с печалью на сердце»[194]. Кризис власти обострился. 27 марта верхняя палата парламента избрала Ричарда, герцога Йорка, лордом-протектором и лордом-канцлером. Он достиг вершины.

Многие сильно сомневались в том, что Йорк подходит на роль протектора. Но их опасения не оправдались. Несмотря на то что он назначил новым канцлером Ричарда Невилла, графа Солсбери, главу семьи Невиллов, чья междоусобица с Перси разрывала на части север страны, правительство Йорка в целом старалось быть жестким, беспристрастным и нейтральным. Герцог лично поехал на север и всерьез попытался выступить в роли посредника между Невиллами и Перси. Во время поездки он отправил в заключение в замок Понтефракт собственного зятя, жестокого и безответственного Генри Холланда, герцога Эксетера, за то, что тот ввязался в северный конфликт и тем самым нарушил клятву, данную всеми лордами, — охранять и уважать «королевскую» власть в период болезни Генриха.

Йорк назначил себя командующим Кале и продолжал быть наместником в Ирландии. Эти действия были вполне естественны, укрепили его лидерские позиции и отнюдь не являлись примером злоупотребления полномочиями. Последовало несколько других, довольно скромных и нейтральных пожалований и назначений. За время протектората Йорка земли или титул получили королева, герцог Бекингем, Джаспер и Эдмунд Тюдоры. Лицам из ближайшего окружения герцога, например старшему сыну Солсбери, графу Уорику (также известному как Ричард Невилл), не досталось ничего[195]. Но вопиющим пробелом в политике Йорка, нацеленной на мир и урегулирование конфликтов, были его плохие отношения с Эдмундом Бофортом, герцогом Сомерсетом, которые он так и не смог наладить. Весь 1454 год Сомерсета продержали в Тауэре. Он с интересом следил за событиями во внешнем мире, используя сеть агентов, работавших под прикрытием: «Шпионы заходили в каждый господский дом в стране: иногда как [монахи], иногда как моряки… некоторые под другой личиной, они докладывали ему все, что могли увидеть…»[196] Убийство Сомерсета привело бы к расколу. В тюрьме же у него было время обдумать положение, выждать, пока придет его время, и надеяться, что колесо фортуны, как на популярном изображении, вскоре повернется еще раз.