Война богов

Большой букет из миртов и цветов.

И на колени падает красотка,

Не находя от восхищенья слов.

Но все ж она, себя считая грешной,

Пылает рвеньем грех свой искупить

И думает: "Могли бы мне успешно

Потерянную плетку заменить

Шипы, колючки, острые каменья".

На мягком этом ложе хочет спать

И в рощицу, чтоб терние собрать,

Она тотчас спешит без промедленья.

Уж близок вечер; сделалось темней.

Вдруг ласковый вещает голос ей:

"Внимай мне, дева, и отнюдь не бойся!

Грешат святые тоже иногда.

Господь тебя простил: ты молода.

Шипы и камни брось! Не беспокойся:

Готово ложе для тебя давно".

Испуг прошел; она с восторгом внемлет

И радость, а не страх, ее объемлет.

Она домой вернулась; уж темно.

Погас огонь; ни зги теперь не видно

(Свечу задуло ветром, очевидно).

Упала юбка; вслед за ней корсет,

Готовясь лечь, сняла моя милашка.

Теперь на ней осталась лишь рубашка...

Но чудесам конца сегодня нет!

День этот стал днем праздника, похоже:

Цветами, глядь, усыпано все ложе;

С подушки, с простыни они струят

Изысканный и тонкий аромат.

Она вскричала: "Ангел мой, хранитель

От всяких бед, небесный покровитель,

Несказанно к сиротке вы добры!

Ведь это вы пришли ко мне, и вами

Украшена постель моя цветами?"

"Да, это я принес тебе дары,

Ответил глас (уже он слышан ею).

Не бойся же!" - "Я лишь одно лелею

Желание: нельзя ль увидеть вас?

Вы довершили б тем благодеянья".

"Не велено; господь накажет нас".

"Простите же за дерзкие желанья!

Красавец вы?" - "Не вынесут сиянья

Твои глаза". - "А тронуть можно?" - "Тронь".

От любопытства жгучего сгорая,

(Возможно ль, чтобы гость пришел из рая?),

Она простерла легкую ладонь,

Дотронулась до ризы белоснежной,

Потом до лба, до вьющихся волос,

И подбородок тронула, и нос,

Уста, откуда шел сей голос нежный,

А за спиною - два больших крыла,

И сомневаться больше не могла.

Но любопытство далее толкает,

Опасности ей ведать не дано:

Она уже не трогает - ласкает...

И ум, и чувства - все в ней смущено.

В ее очах любовь и нега блещут,

Горит в груди неведомый огонь,

И к юным персям - как они трепещут!

Она прижала ангела ладонь.

И, пользуясь минутою удобной,

Промолвил он: "Я - дух богоподобный

Господь велел тебя благословить

И дать тебе блаженство предвкусить".

"Но кто ж держал к прелестной речь такую?

То был не я; об этом и тоскую.

Запрещено с людьми нам говорить.

То Герман был, аббат, в нее влюбленный

В деревне той он частым гостем был,

По целым дням вкруг хижины бродил...

Понятен вам мой гнев вполне законный

И мой позор? Мне белый свет не мил

Я опекать красотку прекратил,

И вот я здесь... Вы ржете от веселья,

А для меня - в чужом пиру похмелье".

Так говорил тот ангел, посрамлен.

Но не нашла сочувствия досада:

Над бедняком смеялись до упада.

Остался путь Панфера прегражден,

Хоть спать ложись! Пока все потешались,

Томился он и ангелов бранил.

Но вот момент желанный наступил:

Услышал он, как вопли раздавались:

"К оружию! Тревога! Посягнул

Приап на дев! Спасите! Поскорее!

Сатиры тут! - Нет, там они! - Живее!

Вставайте же! На помощь! Караул!"

Галдеж, возня - все на руку Панферу:

Пока вокруг несутся крик и вой,

Свой замысел исполнил наш герой

И проскользнул бесшумно за портьеру.

"Кто это?" - "Я" - "Кто ты?" - "Легко узнать

Меня, дружок, по пылким поцелуям".

"Как, ты дерзнул?" - "Любя, легко дерзать".

"Увидят нас! Ведь мы и так рискуем!"

"О нет, сейчас все заняты другим.

Там шум и гам; великому быть бою.

Я провести часок могу с тобою,

Желанием давно уже томим".

"Так я еще, по-твоему, красива?"

"Ужели ты не знаешь? Ну, так знай:

Лишь из любви к тебе я терпеливо

Переношу несносный этот рай,

Хоть и скучаю в нем до отвращенья.

Я поклоняюсь лишь одним богам.

Ты знаешь ли, каким? Твоим красам.

Им совершал я жертвоприношенья

И на земле; я обожаю их..."

Оставим их, читатели, в покое!

Пора взглянуть на грешников других.

На них святые ринулись толпою,

Схватили их... Не думали они

Стоять или сидеть; они лежали,

Притом не рядом... Но зато попали

Они в полон без лишней беготни.

Удрать, однако, удалось Эльфину:

Хитрец, надеясь кары избежать,

Напялил снова прежнюю личину,

Переметнулся к ангелам опять.

И вот Приап с толпою похотливой

Своих солдат предстал перед судьей.

Бесстыдным видом, позою игривой

Они Христа нарушили покой

И ангелов смутили взор стыдливый.

А Дух святой наитьем осенен,

И в честь суда псалом уже сложен.

Спросил творец (не стал он удивляться):

"Ответь, Приап, что делал нынче ты

У дев моих, под сенью темноты?"

"Вот так вопрос! Он щекотлив, признаться.

Искал у них я вход в заветный рай".

"Насильничал?" - "Не очень". - "Отвечай

Без экивоков, здесь не подходящих!"

"Ты сам хорош! В раю, среди святых,

Дев приютил отнюдь не настоящих:

С изъянцем очень многие из них".

"Клевещешь, плут!" - "А ты взгляни, создатель,

Увидишь сам, кто прав, а кто солгал

Противиться не стал нам неприятель,

Ну, а из нас никто не сплоховал:

Мы сложены, как видишь сам, на диво".

"Идите в ад, или креститесь живо!

Ну, выбирай!" - "Нетрудно выбирать

Крестите нас! К тому же мы скучаем,

Забытые людьми, и замечаем:

Они с Олимпа могут нас прогнать."

Склонив главу, идут все к аналою;

Их ангелы кропят святой водою.

Немало ведер вылито на них,

Их буйный нрав до времени утих.