– Так точно, товарищ Третий, 38 коробочек… Понял, товарищ Третий, выполняю, – лейтенант щелкает тумблером на рации, переключаясь на ротную волну, затем – нагрудным переключателем, – всем начать движение, скорость – максимальная, на гребне притормаживаем и без команды сразу вниз, уклон – 30 градусов.
"Забыл сказать, чтоб третий взвод на всякий случай стал внизу фронтом на юг, – Филатов высунулся в люк, – что-то там комбриг говорил об артиллерии с пехотой… Ладно, успеется". Первым перевалив через гребень, танк лейтенанта клюёт носом и перед взглядом Филатова открывается вид идущей по дороге японской колонны: прямо внизу тяжело груженые конные повозки, везущие пушки и снаряды, в трёхстах метрах позади – ряды пехотинцев.
– К бою! Делай как я! – лейтенант захлопывает люк, ныряя в башню, – дави их, б… Перевалив через гребень, тяжёлая машина стремительно заскользила вниз. Для упёршегося руками в броню командира, далёкое хмурое небо мгновенно сменилось в триплексе близким жёлтым песком. Едва не зачерпнув дулом землю, танк выравнивается и перед взором Филатова в самом центре прицела появляется пушка, запряжённая четвёркой низкорослых монгольских лошадок, с высокими колёсами как на кавказской арбе.
– Жми, Величко! – мускулистая спина механика-водителя вспухает буграми. Звонкий ощутимый удар, потерявшая одно колесо пушка отлетает куда-то в бок и исчезает в облаке пыли, из которого пулей вылетает обезумевшая лошадь. Танк Филатова останавливается, он боковым зрением в триплексе слева успевает заметить, как машина командира первого взвода, легко смяв передок соседней пушки вместе с ездовыми, пролетает дальше вперёд и скрывается в зарослях камыша, подняв в небо огромный столб воды.
Комроты хватается за левое плечо Величко, танк с лязгом на месте крутится налево. "Семёрка и четвёрка застряли", – косит глазом в триплекс Филатов, прильнув к прицелу, впереди в ста метрах ездовые головной пушки, стоя, нахлёстывают лошадей.
– Осколочный… Петров, – ревёт командир растерявшемуся башенному, он длинной очередью из лобового пулемёта снимает ездовых.
Водитель без команды бросает машину вперёд и боком опрокидывает японскую пушку.
– Разворот кругом!
Величко, как часы, выполняет приказание. В этот момент из хвоста колонны артиллеристов, заглушив людские крики, конское ржание и лязг металла, явственно хлопает чужая пушка и сразу же наша танковая. Вверх, от заглохшего у подножия бархана танка, начал подниматься дымок. Башенный люк и люк водителя одновременно откинулись, и сразу же по его броне защелкали пули.
– Величко, прикрой "четвёрку"!
Механик-водитель отворачивает вправо, даёт полный газ и вдруг резко тормозит, по броне громко застучали пули.
– Пулемёт справам на пятнадцать! – кричит, срывая голос Петров. Командир, прильнув глазом к прицелу, изо всех сил крутит ручку поворотного механизма башни и как только в перекрестье появляется тренога станкового пулемёта с похожим на сильфон стволом, тут же жмёт на педаль спуска.
– Готов! – хрипит башенный, внизу звякает снарядная гильза.
– Картечный, – Филатов дожидается пока лязгнет затвор, – Петров, Величко, помогите ребятам, – щелчок тангентой, – всем сбор, всем сбор, к бархану!
Из густого облака пыли начинают появляться, пятящиеся задом боевые машины.
"Один, два… пять. Кого-то, кажется, не хватает. Комиссар где-то застрял"…
– Третий вызывает Первого, – хрипит ротный в микрофон, переключившись на бригадную волну, – как меня слышите?
– Третий, слышу тебя хорошо, – в шлемофоне послышался громкий ясный голос Яковлева, – докладывай.
– Веду бой с противником, уничтожена батарея 75 миллиметровых пушек, меня атакует пехота численностью до полка, к вам ушли танки, нужна поддержка, как меня поняли?
– Понял тебя, Третий, держись… поможем. Обозначь себя, как договаривались… Отбой.
– Шестой, Шестой…
"Куда пропал комиссар с двумя ротами, почему молчит? У него ведь тоже командирский танк, где установлен передатчик, у остальных – только приёмники".
Уступом вправо от меня, дистанция двадцать метров…
Поднявшийся ветерок относит в сторону пыль и как на фотобумаге начинает проступать картина закончившегося боя: полдюжины раздавленных пушек, пара перевёрнутых, с десяток разбитых повозок, столько же поваленных. Всё это в вперемешку с трупами артиллеристов и лошадей.
"Нашлась пропажа…".
Среди этого разгрома два члена экипажа "восьмёрки" пытаются надеть соскочившую окровавленную гусеницу, пока водитель раскачивает ревущую машину, пытаясь сдвинуть её с места. Со стороны залёгшей японской пехоты защёлкали винтовочные выстрелы, танкисты, уронив гусеницу, как подкошенные падают на землю.
– Младший лейтенант Васильев убит, – докладывает, плюхаясь на своё место Величко, башенный и мехвод – ни одной царапины.
– Куда их, к нам в башню? – в люке появляется лицо Петрова.
– Пусть ползком пробираются к "восьмёрке", – цедит слова Филатов, прилипнув к триплексу, – как-то нехорошо у Гусева водитель со стрелком упали.
– Тащ лейтенант, – возбуждённо заорал башенный сверху, – "смертники" на склоне, рядом!