ВОЙНА ДОЧЕРЕЙ

Я очень наслаждалась в этой комнате, пока две крупные дамы и один еще более крупный мужчина, у которого вообще не было пальцев на похожей на лопату руке, не подошли и не сели рядом со мной, извиняясь, — хотя причин обижаться не было, — но все равно они были слишком плотными и от них слишком сильно пахло пивом. К тому же все они были довольно волосатыми, вероятно, из средне-южных провинций Дорау или Лагуса, где, как говорят, борода встречается с волосами на груди, а у этого мужчины все было еще хуже. Он потерся о мой левый бок, оставив на моей руке густые черные волосы, и я усилием воли заставила свое лицо не реагировать. Женщина, сидевшая рядом с ним, спросила слишком громко для гулкой комнаты:

— Какими духами вы пользуетесь, куз?

Называть всех кузинами было очень по-дорауански.

— Черный перец и кедр, я думаю. Спросите девушку. Мне пора идти.

Оказавшись на улице, я подумала о том, чтобы вернуться в лагерь. Я знала, что мои птицы в надежных руках, и от меня не требовалось возвращаться, но я надеялась, что там может быть вино. А еще там могло быть пение. Однако я не стала поворачивать в ту сторону. Я проходила через квартал удовольствий, недалеко от Слоновьего марша. Цвет любви в Голтее — светло-фиолетовый, и дома любви были окрашены в этот цвет в разных оттенках. Здесь лавандовый, как роза, которую я несла, а там дымчатый фиолетово-серый. Крыши были покрыты популярной в средней Галлардии округлой черепицей, коричневой или зеленой, как старая медь. Узкие и изящные дымоходы на крышах были характерны для Голтея. Это был действительно прекрасный город. Названия домов любви, когда я могла их перевести, были идеальными. Спантийцу легче читать по-галлардски, чем говорить на нем, потому что эти буквы в языках одинаковы и есть некоторые общие слова. Но галлардийцы говорят так, словно у них нет костей на лице.

Я посмотрела на элегантные здания, названные по вывескам с красивыми буквами.

СЕСТРЫ НЕРЕН И БРАТ

ГИППОГРИФ И ЗВЕЗДА

ФРУКТОВЫЙ САД

ПЧЕЛИНЫЙ УЛЕЙ

ДОМ ВЗДЫХАЮЩИХ СТЕН

Этот последний, возможно, был Домом стонущих стен, но я надеюсь, что это был Дом вздыхающих, так приятнее.

Бледная, прекрасная женщина смотрела на меня из окна этого последнего дома куртизанок. Когда она увидела, что я смотрю на нее, она распустила свои очень длинные каштановые волосы, рассыпав по ним россыпь розовых цветочных лепестков, которые радовали глаз на фоне темно-фиолетовой лепнины здания.

Я ахнула и сказала ей «Sala».

— Привет, солдат. Не хочешь ли попробовать свои прелестные ножки на нашей лестнице? Обещаю, я стою того, чтобы подняться.

С этими словами она немного привстала, чтобы я могла разглядеть, что у нее обнажены груди.

Она была прелестна, хотя ее ребра можно было сосчитать.

Я покраснела и помахала рукой.

— Спасибо, — поблагодарила я, поворачиваясь, чтобы пройти мимо множества лепестков, разбросанных по булыжной мостовой, большинство из которых были размяты подошвами сапог. Я была взволнована. Я почувствовала запах собственного свежего пота, в котором были нотки кедра и перца.

Я не нашла его неприятным.

Я перестала лгать себе, что, возможно, вернусь в лагерь.

Статуя Нерен была одним из самых красивых мест на улице, на которой она стояла, хотя много чего привлекало глаз на Слоновьем марше. Двенадцатифутовая, высеченная из камня кремового цвета, она стояла на цыпочках, положив одну руку на обнаженную грудь, а другую подняв высоко, словно хотела схватить звезду или месяц. Как и в случае со многими статуями в этом городе, казалось невозможным, чтобы каменное сооружение могло сохранять такое равновесие, как у нее, но таково было искусство галлардийцев. Ее тело была одновременно женственным и атлетичным. Это было тело, которое не уставало от плотских утех, и в то же время казалось таким мягким, что его было приятно держать в руках. Ее лицо, казалось, говорило: Как бы плохо ни обстояли дела, у нас все же есть это, так что давайте воспользуемся им с радостью. Художник был явно влюблен в модель, которая позировала для этого произведения. И все же ее красота была такова, что в ней можно было увидеть многих женщин — в этом божественном лице было что-то от Мирейи, но также и от других прекрасных женщин, которых я встречала.

Я не видела статуи, сделанной с большим мастерством.

Я не знаю, что с ней случилось, но уверена, что ее больше нет.

В первый раз, когда гоблины покинули Голтей, они ничего не испортили. Этот дар города был мечтой и ложью — когда они забрали Голтей обратно, они все испортили, как это у них принято: разрушили углы зданий, разбили статуи, подожгли дома. Когда позже их снова вытеснят из Голтея, они разрушат мосты и посыплют солью поля. Я слышала, что Голтей сейчас превратился в могилу и руины, что сквозь лавки проросли дикие деревья, а в церкви и бордели стали домами для диких собак.

Но для тех из нас, кто с оружием в руках вошел в Голтей и оставался там в те жаркие, сказочные дни зольня, какая-то часть этого города будет сопровождать нас до самой смерти.