ВОЙНА ДОЧЕРЕЙ

В каждом из семи военных мулов находилось от пятисот до тысячи солдат, и их сопровождал дредноут «Свирепый Медведь», о котором я уже упоминала. Он попал в ловушку гоблинов и был вынужден искать гавань, где его корпус из родникового дерева мог бы восстановить себя. Также присутствовали три огнеметных корабля поменьше, два из которых были испантийскими, а один — холтийским. Я невысокого мнения о холтийцах как о солдатах — за исключением тех, кто живет в Гальтии и Северном Холте, где люди либо преступники, либо доблестные солдаты, — но сами холтийцы хорошие моряки, и я не могу сказать ничего плохого об их флоте.

Пока военные мулы пришвартовывались и, следовательно, были уязвимы, четыре военных корабля развернулись веером у входа в гавань в оборонительном порядке. Те, кто видел все это сражение, рассказывали, что, при виде красного паруса, они двинулись ему навстречу: три огнеметных корабля двигались одним путем, дредноут — другим. Но ветер переменился, и огнеметные корабли, на которых были только паруса, едва могли двигаться, как бы они ни старались. Два спантийца были обрызганы жидким огнем, пока они стояли без ветра, и сгорели до ватерлинии. «Медведь» был триремой с тремя рядами весел, так что у него получилось лучше, но ненамного. Казалось, что прилив был против него, и это позволило джаггернауту приблизиться и сцепиться с «Медведем». Это произошло еще до нашего прибытия на Якорную площадь, поскольку выстроить полный амфитеатр войск и провести их по узким улочкам города было делом не из легких. Пока мы шли, толкались и ждали, когда другие отряды пройдут перед нами, Прагматик вызвала Фульвира и других магов и приказала им подготовить контратаки, но они пришли слишком поздно.

Крики и грохот морского боя мы услышали еще до того, как вышли на Якорную площадь. Мы увидели дым от двух сгоревших испантийских огнеметных кораблей.

Когда мы, наконец, вышли на площадь, у нас отвисла челюсть.

Я никогда не видела корабля таких размеров, как гоблинский джаггернаут, — и такого ужасного.

Это было убийство «Свирепого Медведя».

Лучшего слова не подберешь; это было убийство, а не сражение.

Сначала я постараюсь показать тебе джаггернаут, прежде чем расскажу, что он делал с моими братьями и сестрами.

Я насчитала четыре ряда весел, хотя сосчитать было трудно, потому что гоблины ненавидят прямые линии. Он возвышался над «Свирепым Медведем», который я считала самым большим военным кораблем во всех морях. Корпус был серо-черного цвета, сделан из обугленного родникового дерева, которое не растет на землях Орды — должно быть, его сделали из наших захваченных кораблей. Даже Молрова не продала бы этот драгоценный материал гоблинам; по крайней мере, так я думала в то время. Как я уже говорила, паруса были красными, хотя и расположены не совсем правильно, а на гроте, казалось, было что-то нарисовано. Иносента стояла рядом со мной, глядя в подзорную трубу, и повторяла: «Клянусь Костлявой, о ненавистные дьяволы, Леди, помоги нам». Она протянула мне подзорную трубу, чтобы я тоже могла видеть, и я взяла ее, хотя и не была уверена, что хочу это видеть.

Лучше бы я этого не делала.

На гроте было изображение кешийского короля или императора, выполненное в стиле мозаики. У него была коричневая кожа и грязно-белый тюрбан, а заостренный розовый язык был высунут во всю длину. Когда я покрутила трубу, настраивая объектив, чтобы рассмотреть изображение поближе, я обнаружила, что лицо на парусе было сделано из человеческой кожи. Тюрбан и белки глаз были сделаны из кожи бледных северян, более светлых испантийцев и галлардийцев. Кешийцы и южные испантийцы потеряли свою кожу, чтобы придать лицу теплый коричневый оттенок. Те, в чьих жилах текла аксийская кровь, образовали более темные тени и зрачки. И, когда я подумала, что мой ужас не может усилиться, я увидела, что волосы на изображении тоже были настоящими — черными человеческими волосами, — а для золотой отделки тюрбана были использованы волоса блондинок.

Паруса также были кое-где залатаны человеческой кожей, и лица все еще находились на них — крошечные мужчины и дамы были разбросаны в беспорядке вокруг гигантской центральной фигуры.

Я расскажу тебе еще кое-что об этом лице — одинокая слезинка, сделанная из синего стекла и серебра, мерцала во внутреннем уголке одного глаза.

Смысл послания был достаточно ясен.

Горе человечеству.

Мой брат написал про этот корабль в своем дневнике.