– Сука, – заключил Рихард. – Очень хорошо. Точнее, очень плохо. Ваши стихи очень слабы.
– Как же так, ведь... – начал было возмущаться Никифор, но Рихард перебил его:
– В вас, милейший, есть какая-то животная искра, какая-то страстность, замешанная на узколобии. Все это очень, очень интересно. Я полагаю, вы найдете себя в познании инстинктивной основы поведения или психологии толпы. Геннадий Петрович вам позже прояснит.
– А много... много вам платят? – нерешительно спросил Никифор, в ответ на что Рихард разразился взрывом смеха:
– Платят? Голубчик, да разве Вселенную можно измерить в каких-то бумажках? Разве чувства можно внести в квитанцию и наложить подать? Чушь, нелепица!
– А как же тогда...
– Вам выдадут павильон, создадут все нужные условия, будут требовать квартальный отчет о проделанных изысканиях и ежегодные выездные отчеты, а также давать определенные поручения. Ну, соглашайтесь!
Вдруг в дверном проеме, из которого пришел Никифор, появилась фигура человека...
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
СКАЖИ-КА, ДЯДЯ
В страшном испуге я едва не вскрикнул, однако незнакомец широкой ладонью в перчатке закрыл мне рот и шепнул на ухо:
– Свои.
Я молча кивнул и выпрямился. Передо мной стоял коренастый паренек лет двадцати, курчавая шевелюра венчала его голову, и одет он был в темно-синий комбинезон, расшитый на груди золотом наподобие гусарского камзола.
– Пошли, – приказал мой новый спутник.
Мы двигались перебежками, шлепая ногами по апрельской грязи, непрерывно оглядываясь и скрываясь при виде патрульных Рейха. В итоге мы оказались у Обводного канала, укрылись в голых, почти безлистных, но достаточно плотных кустах и немного отдохнули перед последним рывком до какого-то высотного дома – пункта назначения, и он представился:
– Князь Дуров.
– Чертополох, – ответил я. – Что, правда князь?
– Что в наши дни правда, а что ложь? – пожал плечами Дуров. – Разве можно говорить с уверенностью? Мы пойдем в нашу штаб-квартиру и все вам объясним. Мы вам уже давно заметили, но уж слишком хаотично вы действуете.
– Что поделать, жизнь такая. Без арсенала не разгуляешься.
– Это верно, – согласился Дуров. – Мы вам дадим парабеллум.
– Это из «Двенадцати стульев»? – улыбнулся я.
– Это из жизни, – ответил князь, и мы ползком двинулись к дому. Князь достал из кобуры пистолет и выстрелил в воздух.
– Зачем? – шепотом вскричал я, но он дал знак следовать за ним, и я поплелся.
Мы с князем спустились в незапертый подвал котельной, дымный, завешанный со всех сторон горячими и холодными трубами. За самой толстой из них виднелось окошко вентиляции.
– Лезь первым, – скомандовал Дуров, и я подчинился. Долгий путь ползком по трубе вентиляции наконец увенчался успехом – я увидел впереди свет и, недолго думая, сунулся в проход.
Он вел в кухню, которая была заполнена людьми в синих комбинезонах. При виде меня они сперва насторожились, но, увидев, что на мне нет символики Рейха, помогли спуститься вниз сперва мне, а потом и князю Дурову.
– Что ж, князь, у вас сегодня улов, – рассмеялись они.
– Еще какой, господа, еще какой, – говорил князь. – Этот паренек наводит страх на басурман уже третью неделю или около того. Ведь наводите? – спросил он у меня.
– Навожу, – нерешительно кивнул я. – А кто вы?
– О, мы – тайное общество, – ответил приземистый и пожилый мужчина при усах. – С вашего позволения, граф Покрышкин.
– Чертополох, очень приятно, – я пожал ему руку и тут же выслушал имена прочих присутствующих. Здесь было трое князей, шестеро графов и около десяти поручиков, прочие называли только имена; кличек, как у меня, не было.
– А вы, сударь, кем в этом грешном мире ходите? – спросил Покрышкин.
– До войны был анархистом, а теперь…
– Фи, анархистом! – рассмеялся Покрышкин. – А мы – солидная организация сопротивления.
– Как же вы называетесь? – удивился я.
– «Скажи-ка, дядя», – совершенно серьезно ответил Покрышкин.
– Это из Лермонтова? – спросил я.
– Это из жизни, – снова услышал я в ответ.
– А вообще да, из Лермонтова, – добавил князь Дуров. – Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром…
– Французу отдана, – хором произнесли все присутствующие на кухне, и я в том числе.
– Что ж, пора ввести вас в курс дела, – начал граф Покрышкин. – Мы боремся по мере сил с врагом, устраиваем диверсии, вылазки для скорейшего решения одной-единственной проблемы.
– Какой же?
– Освободить Москву, – твердо сказал Покрышкин. – Вслед за Москвой поднимется вся держава. Мы производим бои на всех фронтах, есть у нас и идеологическое подразделение, оно в комнате размещается и называется Иваном Сидоровичем Анапестовым. Иван Сидорович в Интернете пишет о наших достижениях, и некоторые его даже читают, сочувствуя и желая присоединиться. Если быть откровенным, Иван Сидорович и собрал нашу организацию, но он не может выходить из дома на диверсии по причине излишнего, пардон, веса, поэтому боевая функция всецело лежит на нас, и мы рад приветствовать в своих рядах еще одного вояку. Ведь мы можем на вас положиться?
– Конечно, – радостно кивнул я.