А тем временем в московском Большом театре начиналось необычное представление. Зал, богато декорированный символикой Рейха, набился доверху, люди сидели на лестницах, в проходах, стояли в дверях, наблюдая за происходящим на сцене. В оркестровой яме отплясывали под собственную не слишком мелодичную музыку странного вида немолодые мужчины – были они бородаты, обтянуты черной кожей, головы их украшали красные банданы, руки и лица сверкали от обилия бижутерии и пирсинга. Наконец на сцену вышел слегка пошатывающийся конферансье в черном фраке и произнес:
– Дамы и господа! Во славу Сакральному Фюреру и нашим высшим покровителям проводим мы сегодня этот благотворительный концерт, а все собранные средства пойдут в помощь голодающим адептам культа Черепахи! Слава Фюреру!
В зале зааплодировали, кто-то даже засвистел.
– Музыкальное сопровождение нашего концерта обеспечивает джаз-бэнд «Три топора» – поприветствуем гостей!
И снова грянули аплодисменты, но на сей раз не столь бурные. Джаз-бэнд, вещающий из оркестровой ямы, разразился короткой мелодической вставкой, после чего по команде бородатого, увешанного украшениями дирижера, умолк.
– И первым номером в нашей концертной программе станет… – конферансье икнул, оглядел зал хмельным взором и продолжил: – Первым номером станет монолог руководителя и духовного отца культа Черепахи – победоносного Дхарамы!
На сцену вышел лысый низенький мужчина с узкими глазами, одетый в оранжевый аляповатый плащ, под которым виднелась броня из какого-то металла с выгравированной на ней огромной черепахой.
– Сбрасывай шелуху, гадая над истиной, – начал Дхарама.
Жиденькие аплодисменты послышались в зале.
– Что ж, собратья мои в войне, я должен сказать вам самое главное, – отчеканил Дхарама. – Культ Черепахи на пороге больших изменений. Мы пришли из дальних краев с тайной миссией и столкнулись с необъяснимыми вещами. Мы, друзья, напоролись на сопротивление, которого никак не могли ожидать.
В зале присвистнули.
– Именно, – кивнул Дхарама. – У нас не лекция, записок из зала я читать тоже не стану. Однако – на что мы рассчитывали? Мы рассчитывали на то, что придем и заберем принадлежащее нам по праву без боя. Однако против нас выступило сразу несколько врагов. Первые называют себя «Потерянными детьми» и борются против всех, не разбирая правых и виноватых и не оставляя нам свободы действий. В их лице мы встретили жестокое и агрессивное сопротивление, полное ненависти и грубой силы, словно ими управляет сам дьявол – чего нельзя исключать в нашем шатком положении. Но самое дерзкое и дикое сопротивление встретили мы среди молодых пользователей Интернета. Свое отношение к нашему делу они шифруют в короткое и непонятное слово «симпоха», и, как не бились наши лингвисты и переводчики, все же до сих пор мы остаемся в неведении относительно происхождения термина и его значения. Эта самая «симпоха» отвечает на деяния культа Черепахи и славное дело Четвертого Рейха убивающим равнодушием. Боюсь, что для наших детей это является наиболее деморализующим фактором, а, к тому же, мы ничего не можем поделать с этой организацией, ведь ее участники вовсе не нарушают условий капитуляции. Надеюсь, каждому здесь присутствующему ясны высокие мотивы нашей миссии и ее неопровергаемая ценность. Поэтому каждый – повторюсь, каждый! – должен сделать максимум, приложить столько усилий, сколько потребуется, для окончательного и бесповоротного искоренения врагов. Благодарю вас, я кончил.
Джаз-бэнд «Три топора» грянул септаккордом; в зале захлопали и засвистели. На сцену вышел конферансье и еще более пьяным баритоном продолжил:
– Спасибо… нашему достопочтенному гостю… а сейчас самодеятельный театр работников трамвайного завода «Вечные ценности» представит вашему вниманию третий акт из пьесы Михаила Убер-Голодранцева «Колодец, в который падает каждый из нас». Прошу любить и жаловать!
Конферансье удалился, а на сцену выкатились трое пузатых мужчин в белых тогах и один из них заговорил высоким штилем:
–
Другой мужчина прервал его и произнес:
–
Тут в разговор вмешался третий:
–
Второй картинно помедлил и наконец произнес:
–
Первый вскричал, воздев руки к небу:
–
Второй склонил голову, и вновь вмешался третий:
–
Долго все трое молчали, нагнетая катарсис, и, наконец, второй заключил, обращаясь к третьему:
–