в промежутках между яркими электрическими городками – черная, южная, густая темнота, ничего не видно, только свет фар выхватывает серую ленту асфальта и склоненные над дорогой ветви – отбрасывающие мгновенные причудливые разлапистые тени – иногда машину бросает из стороны в сторону, меня то вжимает в дверцу, то качает обратно - и я догадываюсь о горах.
… долгий освещенный остров – город
снова темнота – электрический свет – темнота – возбуждение спало и я начинаю невежливо засыпать - приходится иногда резко мотать головой. Говорить уже не о чем, мы молчим…
. . и водитель, похоже, уже жалеет, что взял нас – и даже говорит о том, что, вообще-то, рассчитывал зацепить по дороге себе девку из какого-нибудь бара – но мне уже все равно, до Посушья осталось немного, места здесь слишком безлесные, населенные и неуютные для ночлега, и я делаю вид, что не понял намека и бурчу мрачно: «ага».
‘
ну, и ладно.
Небольшой, но ярко освещенный городок. До хорватской границы, на которую указывает крупный указатель на перекрестке, всего пара километров – и полгорода залиты огнями - баров, казино, и, кажется, борделей. Повсюду висят шахматные хорватские флаги. В кафешке, куда мы заходим за тарелкой
пытаясь выйти, мы идем дальше – бары редеют, но дома сдавливают дорогу со всех сторон, без просвета – некуда отойти... Несколько обещающих темных провалов между домами - оказываются садами, влажно шелестящими в ночной темноте листвой.
Ох. Это был очень длинный день.
. .
«А вон – посмотри-ка?»
Оставив Юле рюкзак, я захожу в лесную тьму, отдираю матерясь колючие шарики репейника со штанин – осторожно ступаю в сгустки темноты меж лунных зарослей – ощупываю землю: кажется, ровно - и, возвращаюсь: «Нормально, пойдем!»
. .
спальники уже разложены на куске автомобильного тента, который я вожу с собой уже который год – не люблю палаток… Вдалеке, за деревьями, едва пробивается свет - метров через пятьдесят снова дома, но тут, у нас – чудом сохранившийся кусочек леса…
я гашу свечной огарок – и звезды ярко разгораются сквозь листву... Где-то в доме рычит и заливается коротким хриплым лаем учуявшая нас собака – и замолкает. В тишине слышно как шуршит мелкая лесная живность. Уютно, блаженно, вытянувшись на траве… я успеваю коротко, без слов, подумать - «хорошо» - и уплываю в сон – проснувшись пару раз от близкого хруста веток под звериными лапами – и, не в силах поднять головы, засыпаю снова…
Москва, 1995-1996 г.г.
… лето кончилось, началась осень…
и, часто, стоило задуматься (верней, думать перестать) в голове начинали выскакивать балканские картинки – бессвязные, но очень яркие и подробные – бормотаться балканские слова (особенно ругательства) – и еще очень хотелось вкуса сигарет
в декабре в Москву приехала Вероник, осторожно удивлялась всему, много фотографировала и ввела в некоторое недоумение моих родителей – мы спаслись в Питер и стало хорошо.
… и мне совсем сильно захотелось - вместо сонного оцепенения московской зимы, мчаться на машине разрисованной ярко:
в общем так: “
… ходить по магазинам с образцами паршивого бельгийского кофе, с приклеенной улыбкой, и тараторить подхалимски, собирая заказы - оказалось не так одуряющее противно, как я думал. Скоро я начал находить в этом веселое удовольствие, примерно как в каком-нибудь чуднóм языке и иностранном способе думать и жить, тем более, что совершенно точно знал, когда все это закончится. И, успев перед окончательным развалом этого, довольно дурацкого, предприятия получить деньги…
Германия, январь 1996