удивительное ощущение – сев в электричку метро, выйти на конечной – потом минут сорок маршруткой; после часовой маеты влезть в округлое брюхо самолета –
и через два часа продолжить путь в вагоне непривычных желто-красных расцветок, со скрежещущими, позвякивающими радио-голосами – пересадка в центре на
дальше, не торопясь, по размалеванным тогда еще графитти улицам Пренцлауерберга, в уютный, дружеский дом – где напоят зеленым чаем с утренним косячком –
но я спешу - и, назавтра, подняв руку на туманной утренней автозаправке на выезде из Берлина – дальше, на Запад…
на повороте сельской улицы стоял дом – большой, старый, повторявший уличный изгиб – оттого и называвшийся
в доме было много людей, и тот межнациональный коммунальный быт, который мне всегда очень нравился – свалка разномастной обуви в прихожей, кофейная машина, работавшая без передышки, звучащие одновременно в гостиной несколько языков – легкое, поверхностное, без славянского предварительного прощупывания собеседника общение –
день был занят, выйти из дома можно было только в двухчасовой обеденный перерыв – в деревушке из нескольких десятков опрятных и безликих немецких домиков с парой пивнушек и гостиницей ловить было нечего - и я уходил по грунтовой дороге вдоль застывших бесснежных полей, огороженных проволокой под напряжением – к бурчащей узкой речке с перекинутым мостиком – дальше дорога упиралась в хутор и ходу не было –
обучение по самым продвинутым американским методикам состояло в разглядывании листов ватмана с крупно выведенными, солидно звучащими словами, не имеющими к человеческой жизни никакого отношения; слова были обведены в кружочки, между кружочками нарисованы стрелочки - важно было правильно поставить стрелочку. Либо в «мозговом штурме» (
вас позвали в гости в хорватскую (сербскую или прочую туземную семью), когда же вы собрались уходить – попросили прихватить с собой пакет с мусором – что делать? взять или не брать? (я сказал, что так быть не может, и отвечать отказался).
по результатам обучения (оказавшемся скрытой проверкой) мне было объявлено, что «несмотря на уверенное владение необходимыми навыками, вы не можете стать волонтером
кстати, со временем, с этой характеристикой я полностью согласился. Но тогда был очень расстроен.
в доме началась прощальная
Хорватия, лето 1996
сначала все складывалось неудачно: путь через Венгрию занял два дня - мелкими рывками я проезжал Балатон, стоя в сплошном потоке немецких машин, забитых детьми, собаками, велосипедами и светловолосыми туристами, которым даже смотреть в мою сторону было неинтересно… Пока меня не спасли цыгане на ржавом микроавтобусе
вконец ополоумев от разговоров на ломаном немецком, я с облегчением пересекаю хорватскую границу, обретаю дар речи, покупаю пачку
но в волонтерской комнате ни одного знакомого, все давно уже сменились, и никто не понимает, чего я хочу – я иду в беженский барак, нахожу Дарио и ночую в их комнате, где уже спит пятеро…
утром – на юг, где теперь работает Вероник, в новом лагере около Пулы –
… идиотским образом застряв на загребской окружной – пришлось протопать несколько километров по обочине, до нужного выезда…
Вероник встретила меня отчужденно… Правда, последние пару месяцев я ей тоже ленился писать, но почему-то был уверен, что все в порядке и – удивился ее немногословности и явному избеганию. По той бойкости, с которой она за поразительно короткое время научилась говорить по-хорватски, стало понятно, что замена мне найдена, и, в общем, больше в Пуле делать нечего…
прожив еще зачем-то пару дней на скале, выдающейся над пляжем (несмотря на близость которого, никто ко мне ни разу не залезал), отдохнув с дороги и, все-таки, не в настроении, я понял, что нужно выбираться из этого дурацкого положения –
пошел в порт, и сел на корабль, плывущий в Сплит.
. .