Елисей между тем подбежал к Лизе, схватил за руки и пристально вгляделся в глаза. «Не беспокойтесь, Елисей Тимофеевич», – она приняла от него носовой платок и вытерла губы.
Лонжерон бросил на Петра убийственный взгляд.
– Что там произошло? – прошипел он вполголоса.
– Вы мне скажите, – перешел в наступление Петр. – Какая-то тварь кинулась на меня совершенно бесцеремонно…
– Низший бес, игоша, – объяснил Елисей. – Такие получаются из некрещеных младенцев. Их часто ставят охраной.
Лонжерон глянул еще свирепее, ноздри его раздулись от гнева.
– Зачем вы полезли в пруд?
Петр не видел причин скрывать свои планы.
– Хотел попробовать вызвать Егора.
– Без разрешения на то хозяйки? Вы в своем уме, забыли, где находитесь? Вам не пришло в голову, что у пруда будет стража? Если бы не Лизавета Дмитриевна, тварь перегрызла бы вам шею – и поделом! – а мы потеряли бы единственную надежду на успех нашего дела.
Петр внутри кипятился, но старался не показать возмущения, не желая уподобляться едва сохранявшему самообладание французу.
– У меня могло получиться…
– Но не получилось! И теперь нам придется оправдываться перед бесовкой, а она и так не слишком расположена. – Он ненадолго замолчал, сжимая кулаки, но тут же снова завелся: – Подумать только – оторвать бесов от ужина этой глупейшей, безрассудной выходкой… – Он блеснул налившимися кровью глазами. – Я указал вам сидеть в аэростате, вам не понравилось? Захотелось славы? Вам же в любой битве неймется бежать впереди со знаменем, пусть даже это подставит остальных. Ну что, нагеройствовались? Только помните, здесь за такое медальки не раздают!
– Извольте прекратить, – вспыхнул Петр. Он тем сильнее негодовал, чем более осознавал, какую и в самом деле совершил глупость. – Кто позволил вам отчитывать меня в подобном тоне!
Лонжерон побелел, заговорил сбивчиво на русском, грассируя и путая ударение:
– Как еще мне разговаривать с вами, коли вы ведете себя… comme un enfant… как мальчишка! Не слушаетесь! Мне следовало бы поставить вас на горох!
– Я не потерплю подобного оскорбления, – побагровел Петр, шагая ближе.
– Пистолеты в корзине, – ответил тем же тоном Лонжерон, едва не сталкиваясь с ним лбом.
– Господа! – жалостливо встрял Елисей. – Граф, князь, опомнитесь! Как же его высочество… миссия…
Лонжерон свирепо выдохнул и протянул ладонь.
– После спасения светлейшего князя – я в вашем распоряжении.
Петр крепко сжал ее.
– Договорились.
Внутреннюю сторону запястья обожгло, словно туда прижали раскаленное клеймо. Петр вздернул манжету – там, на вспухшей коже, проступила свежая отметка: алый перечеркнутый круг.
– Это еще что? – возмутился он.
– Это знак, что рано или поздно, живыми или мертвыми, нам с вами предстоит драться. – Развернувшись, Лонжерон зашагал обратно к парадному входу.
Следуя за ним, Петр втаптывал траву сапогами, и та послушно принимала его досаду. Елисей нагнал его.
– Граф слишком строг, – шепнул он, заглядывая в лицо, – не принимайте его слова к сердцу.
Теплый лисий взгляд – ободряющий, словно Петр был ребенком, нуждавшимся в утешении матери после заслуженного выговора отца, только усилил раздражение.
– Я не намерен терпеть его указы, так что к черту вашего графа…
– Не вызывайте, – испуганно озираясь, взмолился Елисей. – Если сказать слишком настойчиво, черти и в самом деле услышат. Нам от них почти ничего, досада не больше комариной, а вот вам, как и всем живым в округе, придется несладко.
Петр едва ли слушал.
– Если бы мне удалось вызвать Егора, мы прямо сейчас могли бы уже лететь…
Он осекся и застыл, в неверии глядя на лужайку. Рядом замер Елисей. Прямо перед ними на земле раскинулась сморщенная тряпка аэростата, а за ней валялась опрокинутая корзина. Горелка, распахнутая, разворошенная, укоризненно темнела пустым нутром.
– Увели! – взвыл Елисей, в ужасе хватаясь за щеки.
– Сперли, – хохотнул бес и сдвинул назад между рогов серую фуражку.
Петр чувствовал, как горячий стыд заполняет горло.
Лонжерон развернулся к нему.
– Вы… вы… – зарычал он, но не смог подобрать нужного слова и зашагал к дому. – Идемте теперь.
Петр нехотя отправился следом.
Глава 10
Живые души
Главная лестница провела по длинному тусклому коридору, освещенному лишь в тех местах, где на стенах красовались портреты бесов в одеждах античных богов, римских императоров и древних правителей. Больше других Петру запомнилась картина, на которой рогатый бес в монаршей шапке принимал в тронном зале русского царя, по всей видимости, Иоанна Грозного. Хотелось рассмотреть подробнее, где это они и что за бумагу подписывают, но Лонжерон махнул не задерживаться, и на этот раз Петр решил не перечить.