Война и потусторонний мир

– Пожалуй, я смогла бы подобрать что-нибудь, – сказала Лиза, задумчиво разглядывая девочку. – Возможно, если подвязать повыше…

Отойдя к своему чемодану, она достала кремовое платье и принялась прикидывать его на нескладную девчачью фигурку.

– Охти мне. – Глаза Василисы загорелись. – Я такое в жизни не носила! Вот бы наши рты разинули…

– Теперь будешь одеваться только так, – уверил Петр. – Я привезу тебя в Лесное царство. Императрица обещала мне награду, и я попрошу, чтобы тебя устроили при дворе, камеристкой к какой-нибудь милой барышне. Будешь учиться танцевать, вышивать, играть на клавикордах… Ну, готова, Василиса Прекрасная? – Петр посмотрел на нее и вдруг ясно представил ее там, в гостиной у Анны Павловны, окруженную дамами и кавалерами, в платье-паутинке и белых перчатках. – Будешь ездить на балы, будешь выглядеть настоящей барышней, будешь…

Петр не договорил. Воздух сгустился, вокруг потемнело, словно они залетели в грозу. Запахло едко, в глазах защипало, сверху зашипел ветер.

– Подлетаем к границе бесов, скоро Лихие земли, – сказал Лонжерон. – Пора подниматься.

В ответ ему послышалось бормотание – Елисей возмущенно дергал рычаги и сверялся с приборами.

– Почему мы не поднимаемся?

– Я пытаюсь… – отозвался Елисей, перекрикивая ветер. – Ничего не понимаю…

– Охти мне… – шепнула вдруг Вася и обхватила себя, будто занемогла. Она взглянула на Петра растерянно, хлопнула глазами, а потом ее худая одежонка плюхнулась на дно корзины. Пустая.

Петр бросился на пол, подхватывая рубашку.

– Где она? – Голос так сел – он не узнал его. – Что… это за колдовство?

Все замолчали, только Лиза вскрикнула, прижимая к груди платье.

– «Когда пересечет границу – будет свободна», – так сказала Анна Анчутовна, – задумчиво произнес Лонжерон. – Вот она и освободилась…

Нет, этого не могло быть. Картинки, что Петр увидел, были такими живыми! Он же идеально все придумал!

Лонжерон что-то буркнул. Петр не сразу разобрал.

– Что вы сказали? – переспросил он, не веря.

Лонжерон кинул на него твердый взгляд.

– Оно и к лучшему, – повторил он, показывая, что слов своих не стыдится.

У Петра перед глазами полыхнуло красным.

– Потрудитесь… объяснить, – сказал он, едва выдавливая слова сквозь зубы.

Лонжерон сложил руки на груди.

– Я-то думал, вы спасли ее, чтобы в самом деле дать свободу, а вы? Что, по-вашему, ждало бы ее в Лесном царстве? Вы же просто отдали бы ее кикиморам на забаву, сделали бы куклой при дворе, да еще и с живым теплом. «Камеристка лесной барышни»? Из одного рабства в другое…

– Я делал, как ей было бы лучше! – возмутился Петр.

– Конечно, вы же единственный, кто все об этом знает. И мужики без вас сопьются, и женщины пропадут. Вы и за сестру все решили – поставив свое удобство выше ее желаний.

Удара с этой стороны Петр не ожидал.

– Неправда! – ужаснулся он. – Я заботился о ней!

– Это вашей заботе она предпочла смерть на поле боя?

– Замолчите! – Петр не узнал свой голос, так страшно он закричал. – Замолчите!

– Мы падаем! – раздался голос Елисея, и они затихли. Елисей вытянулся еще прямее. – Мы падаем, господа.

Петр глянул вверх. Теперь стало очевидно, что за глухое шипение он слышал все это время. С правой стороны из пробитого шара с шумом вырывался горячий воздух.

Петр облизал губы – было солоно.

Рядом смачно выругались по-французски. Вслед за Лонжероном Петр кинулся к краю корзины, смотреть, как снизу к ним стремительно приближалась голая, исполосованная разломами и пропитанная ядовитыми испарениями белая почва. Лихие земли.

Глава 11 Попутчики

Александра кричала, а у нее из груди пробивались кривые куски железа. Нет, не просто куски – это были наконечники копий, и они раздирали ей плоть, прорываясь наружу. Вслед за копьями кожу проткнули верхушки шлемов, показались пропитанные ее кровью лица, закованные в кольчугу плечи, шипастые щиты – древние воины, словно из пучины, один за другим появлялись из ее горячего тела, из вспененных внутренностей, и топтали, давили ее в землю, жадно хрустя костями. Александра не могла ни двинуться, ни всхлипнуть. Голову раздробило, горло продавило чугунным сапогом, она предсмертно захрипела… и проснулась. Открыла глаза. Ощупала мундир, убеждаясь, что все цело, что она цела, что страшные воины лишь кошмар, и села.

– Вы проснулись? – сказали рядом. – Поднимайтесь.

Александра оглянулась. Она сидела в том же самом кресле в кабинете цесаревича, заботливо прикрытая ситцевым одеялом. Сам Константин, одетый по-походному, вышагивал от стола к конторе, от конторы к полкам, от полок к шкафу, и вынимал-вынимал книги. На полу лежал, раскрывая голодный рот, кожаный саквояж – туда-то и летели философы, экономисты, политики и ученые. Правда, скоро они взбунтовались, переваливаясь через край и заявляя, что путешествовать в подобном беспорядке им не пристало.

Константин опустился на одно колено, убеждая их потесниться.

– Ешьте, – сказал он, с усилием щелкая замками саквояжа, – у нас мало времени.