Новое право и доктрина прав человека устойчиво воздействовали на старое право вооруженных конфликтов в двух направлениях. Во-первых, и то и другое подразумевало заботу о людях, оказавшихся in extremis
[58]. Как бы далеко ни заходила доктрина прав человека в провозглашении для всех без различия человеческих существ, всегда и везде «прав на свободу» и «прав на социальное обеспечение», суть вопроса состояла в защите людей от жестокостей и злоупотреблений со стороны вооруженных сил или, можно так выразиться, от насильственных эксцессов со стороны законно контролируемых во всех остальных отношениях вооруженных сил. В четырех основных документах, защищающих права человека (Европейской конвенции 1950 г., Американской конвенции 1969 г. и двух Международных пактах 1966 г.), об этом много не говорится, но именно это, без сомнения, подразумевается в общем для всех кратком перечне прав, настолько фундаментальном, что ни при каких обстоятельствах – ни во время войны, ни в случае введения чрезвычайного положения, ни в период национального кризиса, ни в каком-либо из случаев, когда вооруженные силы обычно выступают в качестве основной опоры власти или попросту становятся самой властью – эти права не могут быть отменены. Этот перечень в своем наикратчайшем варианте, в том, который содержится во всех четырех документах, действительно очень краток. В нем защищаются не более чем право на жизнь, право не быть подвергнутым пыткам или какому-либо иному бесчеловечному обращению, право быть судимым перед вынесением приговора и право не нести наказание за то, что не считалось нарушением закона в момент совершения поступка. Увы, опыт, накопленный с 1965 г., когда права человека были, так сказать, полностью введены в действие, показал, что этот перечень минимально необходимого для сохранения жизни нужно несколько расширить, чтобы от него была польза. В частности, необходимо добавить юридические и процедурные гарантии, способные предотвратить убийства, пытки и т. д. в период между арестом и судом. В эти критические моменты, когда речь идет о жизни и смерти, международное право в области прав человека движется в той же колее, что и гуманитарное право, стремясь обеспечить защиту тех же самых людей в то же самое время и от того же самого вида жестокого обращения со стороны вооруженной силы. Поскольку эти два правовых течения имели столь различные источники, группы сторонников и предметы озабоченности, то потребовались годы на то, чтобы общность их интересов стала очевидной и общепризнанной. Но к 80-м годам это стало настолько общим местом, что люди, ценящие точность и аккуратность, пришли к мысли о желательности напомнить о различиях наряду с чертами сходства, с тем чтобы специфика каждого из течений не потерялась в дымке универсализированной доброй воли.Хотя совпадение в позитивных нормах существовало только в том, что касается разделяемой обоими направлениями озабоченности защитой людей in extremis
, существовала еще одна, менее специфичная, но, возможно, более важная по своим последствиям взаимосвязь, посредством которой международное право в области прав человека, как только начало оно реально действовать в мире, стало вторгаться в поле действия права вооруженных конфликтов. Взятые в совокупности они предлагали всесторонний курс лечения страданий человечества, которое мучилось от последствий слишком доступного, слишком свободного от каких-либо ограничений применения вооруженного насилия, к чему оно, как во время войны, так и в мирное время, успело привыкнуть. Целью права вооруженных конфликтов было ограничить применение насилия между государствами и (в случае гражданской войны) между правительством и повстанцами. Право в области прав человека имело целью (помимо прочего) предотвращение и ограничение применения насилия правительствами против своих подданных, будь то во время официально объявленного восстания или безо всякого восстания – т. е. в конфликтном поле, в отношении которого в международном праве по определению отсутствуют средства правовой защиты.