Война Катрин

Мы с Сарой и Жанно переглянулись, не веря своим ушам. Конечно, гудеть мелодию без слов мы вполне могли – столько раз ее слышали по радио и даже валяли дурака, придумывая совсем другие слова и вставляя всякие ругательства. Нас это очень веселило. Но, уверена, господин полицейский ожидал от нас совсем другого.

– А вы, малыши, звонкие соловьи нашей школы, пойте громко прекрасный гимн в честь дорогого вождя нашего государства. Вспомнили? «Маршал, мы здесь»…

Думаю, в эту минуту Чайка сообразила, что к чему. Лицо у нее ожило: затеплились глаза, дрогнули уголки губ, порозовели щеки. Она снова была у руля, подошла к маленьким солистам и подбодрила поцелуем в щечку, что уж никак не было на нее похоже. Наверняка она шепнула им на ухо: «Пойте как можно громче!»

Землеройка взмахнула рукой, и я, как все остальные, ужаснулась: сейчас все провалится! Ничего подобного. Восемь солистов запели во всю мочь пронзительными детскими голосами:

Маршал, мы здесь
Перед тобой, спаситель Франции!
Мы клянемся, твои сыновья,
Служить и следовать за тобой!
Маршал, мы здесь…

Приободрившись благодаря такому неожиданному повороту, старшие слева гудели мелодию, старшие справа мычали, подчеркивая ритм и вкладывая всю душу в неожиданную импровизацию. И всю свою смелость. И страх.

Землеройка, не отрывая от нас взгляда, изображала дирижера, поднимая руки и показывая ритм. Она улыбалась со слезами на глазах. Наш хор пел так проникновенно, что после последней ноты полицейский зааплодировал. Чайка в порыве эйфории тоже захлопала вместе с полицейским и, верно, клялась про себя, что не забудет Землеройку по гроб жизни. Ведь это у нее хватило здравого смысла сообразить, что восемь новичков-малышей наверняка распевали гимн в тех школах, откуда пришли. Можно было не сомневаться, что Дом детей был единственным во Франции, где не соблюдали маршальского распоряжения. И в эту же минуту, я думаю, начальница решила, что с завтрашнего дня все выучат наизусть слова несчастного гимна. Во всяком случае, она нам это твердила весь оставшийся день.

А тем временем Мышь, наблюдавшая за происходящим издалека, откопала портрет маршала, который местное начальство выдало школе еще в день открытия, и повесила его на видном месте – над пианино в общем зале. Портрет этот сама же Мышь засунула в дальний угол кухни, за кучу безнадежно пустых мешков из-под картошки, где и было самое место «вождю предателей Франции», как она называла Петена.