Война Катрин

К нам придет человек, он нас сфотографирует, а потом поработает несколько дней у нас в подвале и сделает каждому новое удостоверение. Само собой, фальшивое.

Затем она сказала, что законы для евреев ужесточаются с каждым днем и на данный момент наилучшим выходом будут новые удостоверения, – так она решила вместе с другими учителями. Мы получим другие фамилии, а некоторым придется поменять и имена. На время войны нам придется забыть, как нас называли родители. Вместе с другими ученицами нашего класса я слушала, опустив голову, чтобы никто не заметил, что я-то уже все знаю. Самые младшие очень удивились и стали шепотом переговариваться. Морис спросил вслух:

– А друзья в школе будут звать нас как обычно? Это ведь только для немцев, да?

Пингвин сказал: нет, для всех. Нас это поразило. Нас все будут называть новыми именами, друзья тоже. А иначе как мы к ним привыкнем? Если полиция или немцы придут с проверкой, у них не должно возникнуть сомнений, что мы называем свои настоящие имена и у нас настоящие удостоверения. Нужно выработать рефлекс откликаться и оборачиваться на новое имя.

– Для вас это вопрос жизни и смерти, – жестко заключил он. – Придется забыть свои имя и фамилию.

– А можно я сама выберу себе имя? – спросила маленькая черненькая девочка из новеньких, которая недавно громко пела гимн маршалу.

Чайка на секунду задумалась, словно не предполагала такой возможности, потом предложила всем, кто хочет, выбрать новое имя самим. Еще она попросила нас ничего не говорить друзьям до тех пор, пока она не разрешит. Это она сказала, сурово сдвинув брови, непререкаемым тоном.

Мы, как обещали, едва выйдя из кабинета, побежали искать Жанно. Но я, получив обратно «роллей», поняла: мне необходимо сделать хоть несколько снимков. Выплеснуть эмоции, которые душат меня после беседы с начальницей. У меня крутило живот, я чувствовала, что меня стошнит, если я сейчас же не примусь за дело. А Сара и без меня все расскажет Жанно, и с тем большим удовольствием, что нам это запретили строго-настрого. Будет даже лучше, если я их оставлю, а сама отлучусь ненадолго.

Заняться делом, заняться снимками и не думать о чужом имени. Я даже не подозревала, что на меня это так подействует. Не хочу остаться без своего. Не хочу жить под чужим.

Не думать о маме с папой.

Не думать, как они меня найдут, если я буду не я.

Не думать, что они могут обидеться, если я сама выберу себе имя вместо того, какое они выбрали для меня еще до моего рождения.

Не вспоминать, почему они назвали меня Рашель, – это имя созвучно с «украшением», дочка – украшение их жизни.

Ни о чем не думать, ловить закатный свет, забыть все вопросы, не слушать Сару, которая выбирает между Сабиной, Симоной и Соней, чтобы сохранить начальную букву.

Я уже поняла, что не буду сама выбирать себе имя, в глубине души я не хочу с собой расставаться.

Человек, который делает удостоверения, расположился, как нам и сказали, в подвале. Когда нас с Сарой позвали фотографироваться, мы его увидели, он сидел за большим столом и выводил на бумаге буквы. Он поднял на нас глаза и сдвинул на кончик носа очки, чтобы рассмотреть нас повнимательнее. Я сразу обратила внимание на его фотоаппарат: «люмирекс» 6 × 9 с объективом «фидор» 6,3.

– Благодаря затвору возможности уникальные, – сказала я вкрадчиво и погладила «люмирекс». – А на резкость вы наводите вращением фронтальной линзы, так ведь?

Я такого фотоаппарата никогда в руках не держала, и эта модель меня очень заинтересовала. Я видела ее только в журнале, который мне как-то раз дал Пингвин. И я стала разглядывать фотоаппарат со всех сторон, потом взвесила на ладони, прикидывая, сколько он весит и что я могла бы снять с его помощью. Люк, так звали этого человека, сначала потребовал, чтобы я немедленно положила фотоаппарат на место, но я все говорила и говорила, и он наконец понял, что я не новичок. Мне очень хотелось произвести на него впечатление, и я говорила мягким грудным голосом, который появлялся у меня, когда я хотела привлечь внимание. Я заметила, что, когда я так говорю, собеседники начинают ко мне прислушиваться.

Люк позволил мне и дальше рассматривать фотоаппарат, и ему стало любопытно, откуда я такая взялась. Уговаривать меня не пришлось, я сама ему быстренько рассказала, как научилась фотографировать и как фотография стала главным смыслом моей жизни. Я показала ему «роллей» и сбегала за несколькими лучшими снимками. Жаль, еще не успела напечатать фотографии с танцующими девочками, мне бы очень хотелось их ему показать.