Война Катрин

Алиса подняла на меня изумленные глаза, а потом улыбнулась так, как я еще в жизни не видела. Я ведь чувствовала, ей уже недели две как хотелось попросить меня помочь ей самой написать письмо, но она не решалась. Ходила вокруг да около, а впрямую так и не попросила. Наверное, боялась, что коряво напишет, насажает ошибок. А когда получила от меня задание, сообразила, что сможет переписать письмо, все исправить.

Алиса погрузилась в работу с головой и, надо сказать, очень точно описала все события на ферме с тех пор, как мы сюда приехали. Отправлять ее письмо я не имела права. Никто не должен был знать, где мы находимся. Хозяева предупредили нас: никаких разговоров с чужими людьми, нельзя говорить, откуда мы, где живем, это опасно. Но я знала, Алисе просто необходимо написать брату. А мне – Этьену. Я мечтала написать ему письмо. Я не буду писать на конверте обратный адрес, и в письме тоже не буду на тот случай, если письмо затеряется или попадет в руки к немцам. Но я все-таки отправлю наши два письма. Я решила. И никто на свете меня не отговорит!

Ближе к вечеру мадемуазель Арманда принесла мне два журнала, но я не дала ей и рта раскрыть, утянула Алису прочь со школьного двора, скорее домой. Учительница заложила мне несколько страниц – хотела быть уверенной, что я прочитаю все статьи о современной парижской моде. Ей, я знаю, хочется поговорить со мной о модах на переменке. Она вообще при каждом удобном случае уводит меня к себе, а мне это ну совсем не нравится. Болтовня ее меня раздражает. Но я, хоть и злюсь на эту пустельгу, которая во время войны только и думает, что о всякой ерунде вроде моды, помады и светских сплетен, хоть и понимаю прекрасно ничтожность ее журнальчиков, все-таки с жадностью их читаю. Все равно. Дождусь, пока Алиса заснет, зажгу свечу и наслаждаюсь единственным доступным мне окном в мир.

Вот и утро четверга! Наконец-то! Месье Марсель надел чистые брюки, новую рубашку и мотнул головой, показывая на место возле себя в телеге. Он напомнил мне старого Люка, и я улыбалась всю дорогу. А дорога была та же самая, какой мы ехали, когда нас везли из монастыря, только было это очень давно.

Провожая нас, хозяйка взяла Алису за руку и пообещала, что они вместе испекут пирог к ужину. Алиса тревожилась, оттого что остается одна, без меня, но она знала: в Лиможе я тайком от всех отправлю ее письмо. Значит, брат в скором времени получит от нее весточку. Она понимала, как он беспокоится за нее, потому что и она за него беспокоилась. Где он? Все в том же монастыре? Или ему тоже пришлось уехать, как и ей? А если он уехал, как получит ее письмо? Хозяйка сделала мне знак, понятный ей и мне: она об Алисе позаботится, езжай спокойно.

Месье Марсель по своему обычаю не проронил ни слова, а я смотрела на плывущие вокруг поля и думала о несостоявшемся свидании в Рьоме, о Саре, Жанно, Пингвине, Чайке. Но вовремя остановилась, а то бы дошла до папы с мамой и до всех мучительных вопросов.

К моему великому огорчению, месье Марсель сошел с телеги вместе со мной, а я-то рассчитывала поговорить с женой фотографа сама, но мы вошли в магазин-ателье вместе.

Говорила все равно я, но хозяин не упустил ни единого слова из нашего разговора. Молодой женщине с младенцем у груди, которая открыла нам дверь, я сказала все, что уже привыкла говорить. Сказала, что занималась на самых лучших курсах фотографии в Париже, словом, разыграла сцену, какую успела выучить наизусть. Объяснила, что хотела бы сама напечатать свои фотографии, разумеется, за плату. Младенец жадно сосал, его мать меня выслушала и согласилась, особо не раздумывая. Если я специалист, то, разумеется, могу воспользоваться лабораторией, но мне придется разбираться там самой, потому что она снимает только камерой мужа и умеет делать фотографии только со стеклянных пластинок. Если я заплачу и буду аккуратна – милости просим! Ей хватает забот с двумя ребятишками, и, если я готова, могу немедленно приниматься за дело. Месье Марсель взглянул на меня, а я просто сияла при мысли, что буду работать в лаборатории одна.

Я объяснила ему, что сегодня мне понадобится время на то, чтобы проявить пленки, а через несколько дней – чтобы напечатать долгожданные фотографии. Он сказал, что сходит пока на рынок. А потом заглянет в кафе. Может, даже зайдет в парикмахерскую, раз уж он в городе. Мы договорились, что он вернется часа через три, а я за это время как раз успею проявить пленки. И разыскать почту. Я написала Этьену длинное письмо, не сказав всей правды, но постаравшись обойтись без лжи. Я назначила ему встречу на после войны. Или раньше, если у меня получится и судьба позволит.

Сначала мы с женой фотографа и ее младенцем не спеша обошли лабораторию. Она показала мне, где лежат химикаты, задала несколько вопросов, чтобы убедиться, действительно ли я смыслю в деле. Успокоившись, она поднялась с ребенком наверх и пригласила меня выпить с ней лимонаду, когда я закончу.