Война хаоса

РЕВ толпы умолк практически в ту же секунду. Тишина разошлась кругами, ликование стихло, и в голосе, и в Шуме, – насколько это место вообще знало, что такое тишина. Местные женщины наверняка и понятия не имели, что мужчины умеют быть такими тихими.

– Я это слышал, – шепотом сказал Брэдли.

– Я т’же слышал, – так же шепотом подтвердил Уилф.

– Что слышали? – брякнула я, слишком громко для воцарившегося безмолвия, так что несколько лиц в толпе оборотились ко мне – и шикнули!

– Два слова, «пожалуйста, тише», – шепнул Брэдли. – Прямо у меня в голове. И клянусь, мой Шум как-то сразу приумолк.

– И мой, – признался Ли. – Как будто я снова ослеп.

– Но как? – не поверила я. – Откуда у него может быть столько силы?

– Чтой-то в ём есть смешное такое после взрыва, – поделился Уилф.

– Виола, – Брэдли положил ладонь на мою руку. – Если он способен сделать такое с тысячей человек зараз…

Я обернулась.

И увидела мэра, который стоял перед Тоддом, держал его за плечи и смотрел – смотрел прямо в глаза.

Я зашагала в сторону публики.

[ТОДД]

– Я всю свою жизнь ждал этого мгновения, – говорил мэр, а я… я не мог отвести от него глаз.

Я на самом деле и не хотел.

– Я сам не знал этого, Тодд. Я хотел только взять эту планету – всю ее – под контроль, а если не получится, уничтожить ее. Если она не может быть моей, пусть не достанется никому.

Шум вокруг нас превратился в почти полную тишину.

– Как ты это делаешь? – спросил я.

– Но я ошибался, понимаешь? – продолжал он. – Когда я увидел, что сейчас сделает мистрис Койл, когда понял, что не сумел этого предвидеть… зато сумел ты, Тодд, – и ты меня спас… – он замолчал и, честное слово, потому, что в голосе было слишком много настоящих, живых эмоший. – Когда ты меня спас, Тодд, все мгновенно и полностью изменилось. Все встало на свои места.

(это тихое жужжание, сияющее, будто маяк, у меня в голове…)

(эта радость…)

(это было так хорошо…)

– Мы сможем сделать этот мир лучше, – говорил он. – Ты и я, мы сделаем его лучше вместе. С твоей добротой, со всем в тебе, что чувствует, страдает, сожалеет и отказывается пасть, что бы ты ни сделал, Тодд, – если мы соединим твой дар с моей способностью вести людей за собой, контролировать их…

– Они не хотят, штобы их контролировали, – сумел выговорить я.

Его глаза… от них никак невозможно оторваться.

– О нет, Тодд, это не тот контроль. Я говорю о мирном контроле, доброжелательном…

Радость…

Я ее чувствовал…

– Такой же, каким пользуется лидер спаклов над своим народом, – говорил мэр. – Я слышал этот голос, я его слушал. Единый голос, Тодд. Они суть он, и он есть они – так они выживают, так учатся, растут… – так существуют.

Он тяжело дышал. Лицо блестело от геля, словно он вынырнул из-под воды.

– Я могу стать этим для собравшихся тут людей, Тодд. Я могу быть их общим голосом. А ты можешь мне помочь. Ты поможешь мне быть лучше. Ты поможешь мне быть добрым.

И я думал…

Я думал, ведь я и вправду могу ему помочь…

Мог бы…

(нет)

– Отпусти меня, – сказал я.

– Я с самого Прентисстауна знал, что ты – особенный, – продолжал мэр. – Но лишь сейчас, лишь когда ты меня спас, понял почему.

Он сжал меня еще сильней.

– Ты – моя душа, Тодд, – толпа вокруг сомлела от того, с какой силой он это произнес, и Шум подтвердил его слова и эхом отразил назад, к нам. – Ты – моя душа, и я искал тебя, сам того не понимая, – он улыбнулся мне, дивясь и восхищаясь. – И я тебя нашел, Тодд. Я нашел тебя…

Звук…

Другой звук, откуда-то с краю толпы… словно легкая рябь в Шуме. Она шла… двигалась к нам от дальнего конца площади.

– Спакл, – прошептал мэр за мгновение до того, как я сам его увидел, – на удивление ясно в Шуме народа.

По дороге ехал спакл верхом на боероге.

– И… – мэр нахмурился и вытянулся во весь рост, чтобы разглядеть што-то над головами.

– И што? – пролепетал я.

И сейчас же увидел – тоже в общем Шуме.

Спакл был не один…

К нам двигались два боерога…

А потом я услышал…

Звук…

От которого целый мир перевернулся с ног на голову…

[ВИОЛА]

Я ввинчивалась в толпу, плюя на то, что наступаю людям на ноги и отпихиваю их с пути, – тем более что они едва меня замечали. Даже женщины, которых происходящее тоже как-то захватило: их лица были полны общего странного ожидания …

– С дороги, – бормотала я сквозь зубы.

Потому что, ясное дело, мэр пробрался к Тодду внутрь, до меня только сейчас это дошло, слишком поздно, слишком, конечно, поздно, но он пролез, и Тодд, возможно, действительно его изменил, изменил, без сомнения, к лучшему, но мэр же всегда был сильнее, всегда был умнее, и никакие изменения к лучшему не означают, что он когда-нибудь станет добрым, и, конечно, он и сам параллельно менял Тодда, еще бы он его не менял, и какая же я была дура, что не увидела этого, не поговорила с ним…

Не спасла его…

– Тодд! – крикнула я.

Но мой крик потонул в приливе Шума из толпы. Посыпались картинки, образы, с той стороны площади… там что-то происходило, и это что-то передавалось от человека к человеку, через Шум видевших, расходилось кругами…

Шум показывал двух спаклов на дороге…