Война хаоса

Звучит правдоподобно и искренне – впрочем, как всегда.

(мне кажется, что он говорит искренне…)

(и этот едва слышный гул…)

(он светится радостью…)

Я перевожу взгляд на Уилфа. Он смотрит в потолок, из-под белых бинтов выглядывает покрытая сажей кожа.

– Думается, ты и меня спас, Тодд. Ты крикнул: «Прыгайте!» И я прыгнул.

Я откашливаюсь.

– Мало ли что я крикнул, тебя спасло не это. Симону ведь не спасло.

– Ты залез мне в голову, Тодд. Твой голос у меня в голове сказал: «Прыгай», и мои ноги прыгнули – без спросу. Сам бы я нипочем не успел. – Мэр удивленно моргает. – Как это ты умудрился?

Я отвожу глаза. Может, я и впрямь это сделал – заставил его прыгнуть, – а Симону не смог, потому что у нее нет Шума. Она просто не подчинилась.

А вот мэр подчинился. Может, это его и спасло. Может, он все равно бы уцелел, даже если б я его не схватил.

Мэр скидывает обе ноги на пол и медленно, превозмогая боль, встает.

– Куда это ты собрался?

– Я должен обратиться к людям. Надо сказать им, что проделка госпожи Койл не помешает нам заключить мир со спэклами. Пусть они увидят, что я жив. И что Виола жива. – Мэр осторожно щупает затылок. – Этот мир очень уязвим. Люди уязвимы. Мы должны сказать, что у них нет повода терять надежду.

Последнее слово заставляет меня поморщиться.

В палату заходит мистер Тейт со стопкой одежды:

– Как вы просили, сэр.

– Переодеваешься в чистое? – спрашиваю я.

– И ты тоже, – кивает мэр, отдавая мне половину стопки. – Нельзя же выходить к людям в обугленных тряпках.

Я опускаю глаза на свою одежду – то, что от нее осталось, после того как госпожа Лоусон счистила опаленные куски с моей кожи.

– Одевайся, Тодд, – говорит мэр. – Сразу почувствуешь себя лучше.

(и этот гул…)

(радостный…)

(от него и мне становится легче)

Я начинаю переодеваться.

[Виола]

– Вот. – Мы с Брэдли в рубке, он показывает мне запись с зондов. – Симона стоит ближе к Тодду, но зато мэр стоит ближе к краю помоста.

Он включает замедленное воспроизведение и нажимает паузу в тот момент, когда госпожа Койл должна нажать кнопку. Симона все еще бежит к ней, а Уилф уже прыгает с помоста.

Тодд тянется к мэру.

– Ему некогда было даже подумать, – со слезами в голосе выдавливает Брэдли. – А уж тем более выбрать.

– Он потянулся к мэру, – говорю я. – Ему и не надо было думать.

На наших глазах снова происходит взрыв. Эту же картинку видели люди на холме, и бог знает, что они теперь думают.

Мэр снова спасен.

А Симона – нет.

Шум у Брэдли такой грустный, такой раздавленный, что смотреть больно.

– Ты говорила, – произносит он, закрывая глаза, – что на этой планете если кому и можно доверять, так это Тодду. Твои слова, Виола. И всякий раз ты оказывалась права.

– А в этот раз – нет. – Потому что в Шуме Брэдли я вижу, что он думает на самом деле. – Ты тоже его винишь.

Брэдли прячет глаза, но по Шуму видно, как он борется со своими мыслями.

– Тодд искренне убивается. У него же на лице написано, видишь?

– Да, но не в Шуме. Мы больше не слышим его Шума. Не слышим правды.

– Ты с ним разговаривала?

Я только поднимаю глаза на экран, на огонь и хаос, воцарившиеся на площади после самоубийства госпожи Койл.

– Зачем она это сделала?! – недоумеваю я. Чересчур громко, пытаясь заполнить дыру в форме Симоны, которая теперь зияет в мире. – Зачем, когда мир уже был у нас в руках?!

– Быть может, – с грустью отвечает Брэдли, – она хотела убрать себя и мэра из уравнения, чтобы люди этой планеты объединились вокруг тебя.

– Я не хочу брать на себя такую ответственность. Я этого не просила.

– Но ты могла бы. И ты бы все сделала правильно.

– Откуда ты знаешь? Даже я этого не знаю! Ты говорил, что на войне нельзя сводить личных счетов, но я только этим и занималась. Не ударь я тогда по спэклам, нас бы вообще тут не было! А Симона бы…

– Послушай, – останавливает меня Брэдли, видя, что я только еще больше расстраиваюсь, – мне нужно связаться с караваном и сказать им, что случилось. – Его Шум перекручивает от горя. – Сказать, что мы ее потеряли.

Я киваю, глаза мокнут еще сильней.

– А ты… поговори со своим другом. – Брэдли приподнимает мой подбородок. – И если его надо спасать, спаси. Разве не это вы все время делаете друг для друга?

Я роняю еще несколько слез, но потом киваю:

– Да. Снова и снова.

Он крепко обнимает меня напоследок, и я ухожу из рубки, чтобы он мог связаться с караваном. Я медленно плетусь по коридору к палате, сердце разрывается пополам. Не могу поверить, что Симона умерла. И госпожа Койл тоже.

И не могу поверить, что Тодд спас мэра.

Но ведь это Тодд. Человек, которому я доверила свою жизнь. Буквально. Я разрешила ему наложить эти повязки, – и мне действительно стало гораздо лучше.

Если он спас мэра, на то должна быть веская причина. Должна быть.

Замерев перед дверью в палату, я делаю глубокий вдох.

Потому что эта причина – доброта, так ведь? Тодд добрый, верно, в этом его сущность? Несмотря на ошибки, несмотря на убийство того спэкла на берегу реки, несмотря на работу в министерстве Ответов, Тодд добрый, я это знаю, я видела своими глазами, я чувствовала это в его Шуме…

И больше не чувствую.