Война хаоса

И прислушиваюсь к Земле, тоже замершей в ожидании…

Тоже полной надежды…

Теперь мне ясно, какое решение примет Небо. Небо должно действовать во благо Земли. Такова его сущность.

Небо – и есть Земля.

А тот, кто об этом забывает, не может называться Небом.

Я открываю голос Земле и передаю послание всем, кто пошел со мной в бой, всем, кто откликнулся на мой призыв…

Всем, кто теперь откликается на другой мой призыв – сложить оружие…

Ибо вместе с этим решением я принимаю еще одно. Равно необходимое Небу и Земле…

Я должен найти человека, который напал на нас, показываю я Источнику. И я должен его убить. Во благо Земли.

Источник кивает и уезжает на своем звере в туман. Оттуда доносится его голос: он объявляет Бездне, что сражения не будет. Их радость так чиста и сильна, что меня едва не вышибает ею из седла.

Я оглядываюсь на своих воинов: по чьей воле они сложили оружие, по своей или по моей? Но их голоса уже обращены к новой жизни, жизни Земли, в которой теперь есть место Бездне. Никто не в силах предсказать, как все сложится теперь, как мы будем исправлять ошибки Бездны…

Возможно, нам придется им помогать.

Тут к нам возвращается Источник. В его голосе – тревога.

Мэр полетел к океану, показывает он. Брэдли и Виола уже выехали на его поиски.

То же самое сделает Небо, показываю я.

Я поеду с тобой.

И мне понятно зачем.

На корабле Нож, показываю я.

Источник кивает.

Ты боишься, что я его убью, если мне все же представится такой шанс.

Он качает головой, но я вижу его страх.

Я поеду с тобой, вновь показывает Источник.

Мы долго смотрим друг другу в глаза, а потом я поворачиваюсь к воинам Земли и показываю им свое намерение. Десять воинов должны отправиться к океану вместе со мной.

Со мной и Источником.

Что ж, в путь!

И я приказываю своему бэттлмору бежать к океану. Бежать быстрее ветра.

[Виола]

Передние ноги Желудя подгибаются, я вылетаю из седла, с размаху врезаюсь левым плечом и бедром в землю и откатываюсь в кусты.

– Виола! – испуганно вопит Брэдли.

Желудь по инерции летит вперед – страшной изломанной грудой…

– ЖЕЛУДЬ! – кричу я во всю глотку и ковыляю к нему, бедному, разбитому, дыхание вылетает из его рта короткими страшными рывками, грудь бешено вздымается… – Желудь, пожалуйста…

К нам подъезжают Брэдли и Ангаррад, он соскакивает на землю, а она тычется носом в морду Желудя…

Жеребенок, мучительно хрипит он. Боль бушует в его Шуме – не только от сломанных ног, но от порванных мышц груди. Из-за этого разрыва он и упал, не выдержав гонки…

Жеребенок, повторяет он…

– Ш-ш-ш… Все хорошо, миленький…

А потом он говорит…

Говорит…

Виола.

И испускает дух.

– Нет! – Я крепко прижимаюсь к нему, зарываясь лицом в гриву.

Руки Брэдли обнимают меня за плечи, а Ангаррад трется носом о нос Желудя и тихонько говорит ему: Следуй!

– Виола, бедная моя, – ласково и нежно произносит Брэдли. – Ты ничего не сломала?

Ответить я не могу, но трясу головой.

– Это ужасно, Виола, но мы должны ехать дальше. Слишком многое поставлено на карту.

– Как? – захлебываясь слезами, спрашиваю я.

Брэдли на секунду замолкает.

– Ангаррад? – спрашивает он. – Ты сможешь довезти Виолу до океана, чтобы спасти Тодда?

Жеребенок! Ее Шум взвивается при упоминании хозяина. Жеребенок, да!

– Мы и ее загоним, – выдавливаю я.

Ангаррад уже тычет мордой мне под руку, чтобы я вставала.

Жеребенок! Спасти жеребенка!

– Но Желудь…

– Я о нем позабочусь, – говорит Брэдли. – Ты, главное, поезжай и сделай все что нужно, Виола Ид.

Я поднимаю на него глаза и вижу его веру в меня, в то, что все еще может быть хорошо.

Напоследок поцеловав Желудя в мертвую голову, я встаю, а Ангаррад опускается на передние ноги. Я медленно забираюсь в седло, в глазах и голосе по-прежнему стоят слезы.

– Брэдли…

– Только ты можешь это сделать, – с улыбкой произносит он. – Только ты можешь его спасти.

Я киваю и пытаюсь направить все свои мысли к Тодду.

Я должна его спасти, спасти всех нас, раз и навсегда…

Прощаться с Брэдли у меня сил нет, но он и так все понимает.

– Пошла! – кричу я Ангаррад, и мы бросаемся к океану.

«Я скоро, Тодд. Я скоро».

[Тодд]

Я трачу уйму времени, только чтобы еле-еле ослабить путы на одной руке. Не знаю, что за лекарство было в том пластыре – шея под ним мучительно чешется, а дотянуться нельзя, – только из-за него руки меня не слушаются, да и соображаю я туго…